Непокорный алжирец
Шрифт:
— Не напирайте, друзья! Осадите немного, а то вы нас раздавите!
Омар-ага, указывая на доктора, закричал что есть мочи:
— Люди! Поздравляю вас с радостью: хвала аллаху, полковник будет жить! Вот табиб, который принёс ему облегчение!
Сколько их собралось здесь! А где же селение, где дома? Сколько доктор Решид ни вертел головой, не видел ничего, похожего на строения. И только войдя в лес, разглядел в его сумраке многочисленные шалаши и землянки, лепившиеся друг к другу.
Омар-ага подвёл доктора к своему шалашу.
— Вот мой дом, са'аб табиб… Видите, куда загнали нас господа?
У доктора было такое
Доктор Решид направился вслед за Руа к землянке. Они спустились в четырёхугольную яму глубиной метра в полтора, глинобитные стены по краям этой ямы едва возвышались над землёй, крышей служила груда ветвей, накиданных на потолочные перекрытия и промазанных глиной. Пол был устлан камышом. Ни мебели, не утвари — ничего! Пузатый кувшин, закопчённый кумган, пара стоптанной обуви да старая шинель — вот и все вещи в этой лачуге. На улице светило солнце, а здесь было мрачно, чувствовалась сырость и в то же время душно было так, что становилось трудно дышать.
В углу на брезенте, заменявшем постель, под стареньким одеялом, скорчившись, лежал больной, у его изголовья, завернувшись в чёрные чадры, сидели две женщины.
Один из помощников Руа зажёг газокалильную лампу. Землянка осветилась режущим белесым светом. Доктор Решид опустился на колени возле больного, вглядываясь в страдальчески сморщенное лицо, нащупал пульс. Больной не шевелился и не открывал глаз. Одна из женщин, наверно жена, заплакала.
— Да будет долгой ваша жизнь, са'аб доктор, спасите его… — говорила она, рыдая. — Он один у нас, больше некому о нас позаботиться.
Руа стал её утешать. Доктор Решид поднялся и сказал по-французски:
— Вы правы, коллега. Оперировать нужно немедленно.
Руа поручил своему помощнику перенести больного в операционную и предложил доктору пройти к санитарным палаткам.
Несмотря на все немыслимые страдания, принесённые войной, жизнь в посёлке шла своим чередом. Несколько человек деловито собирали кору пробкового дерева, как будто её можно было сейчас продать, — очевидно, надеялись сделать это после войны. В другом месте Решид увидел парикмахера в белом халате — на открытом воздухе он стриг и брил. Устроившись прямо на земле с патефоном, молодой мужчина, закрыв глаза, тихо подпевал пластинке: «А яма ази-зен». Нет человека, который не знал бы этой песни. И всё-таки все — от мала до велика — с упоением слушали певца!
Странно устроена жизнь. Там льётся кровь, здесь — музыка. Доктор Решид с удовольствием слушал народные песни, но сейчас голос певца раздражал его — до песен ли теперь?.. А впрочем, разве можно целый народ облечь в траур? Да и нужно ли? Ведь он восстал, чтобы победить. И не вера ли в эту победу, не мечта ли о ней заставляет людей смеяться и петь?.. Не впадайте так быстро в уныние, дорогой доктор! Битва не бывает без жертв, но это не значит, что не должно быть песен…
Руа прервал путаные мысли доктора.
— Так устаю, что ноги не слушаются, — пожаловался он. — Целый день больной за больным, больной за больным — и каждому надо помочь. А силы уже не те.
Решид мог только посочувствовать своему коллеге,
У одной из палаток собралась целая очередь. На ней большими буквами было написано: «Да здравствует Алжир и самостоятельность!». Проследив за удивлённым взглядом доктора Решида, Руа с удовольствием объяснил:
— Раздают подарки от Общества Красного Креста и Полумесяца.
Возле палатки громоздились ящики разной величины с надписями на французском, английском, русском, арабском языках: «Да здравствует героический алжирский народ!..», «Привет братьям алжирцам!..», «Долой колониализм!». Люди с пакетами в руках выходили из палатки и тут же принимались рассматривать их содержимое и от всего сердца благодарить далёких друзей, протянувших им руку помощи. Чего только не было в этих пакетах: консервы, чай, сигареты, обувь, одежда! Попадались даже детские игрушки.
— Доктор Руа! — послышался голос сзади. — Всё готово. Вас ждут!.
Не успел Решид после операции вымыть руки, подбежал запыхавшийся муджахид и сказал, что доктора Решида срочно хочет видеть майор Лакдар.
— Срочно? — с удивлением спросил доктор.
— Да, срочно, — подтвердил муджахид и добавил: — Машину за вами прислали.
Майор ждал Решида в своей палатке. Вид у него был крайне взволнованный, очевидно, случилось что-то серьёзное, предчувствие не обмануло доктора. Майор тихим, встревоженным голосом сообщил:
— Бенджамен арестован!
Глава седьмая
Лила во сне видела Ахмеда. Его будто бы истязали, потом бросили в пропасть. Она закричала, прыгнула за ним и… проснулась. Сердце гулко билось и замирало, ощущение ужаса не проходило. С ним случилось несчастье, автомобильная катастрофа, острый приступ болезни! Он лежит вдалеке от людей, где-нибудь в пыли, возможно, при смерти, никто ему не поможет! Лила встала — старалась отвлечься, гнала эти мысли. Наконец, не выдержала: хватит себя обманывать, надо пол любым предлогом поехать к нему домой и узнать у Джамиле-ханум, куда девался её сын. Она не Малике, сумеет у неё выведать, если, конечно, не случилось несчастья, о котором Джамиле не знает сама.
Каково же было её удивление, когда дверь ей открыл сам доктор. Лила, бедная Лила, иронизирующая над всем и вся, в том числе и над собой, растерялась.
— Доктор, вы дома, доктор… — только и сумела она произнести.
Решид тоже был немало озадачен. Ничего не понимая и строя всевозможные догадки, он тем не менее любезно принял гостью и проводил её к себе в кабинет.
— Бас, наверное, удивляет моё появление? Я и сама несколько удивлена, — уже обычным своим тоном сказала Лила. — Но что делать, если вы такой затворник? Уже несколько дней не показываетесь. Разнёсся слух, что вы вообще исчезли… Наверно, лечили кого-нибудь, — со вздохом добавила она, даже не подозревая, как близка к истине. — Я всегда говорила, что врачебная практика вам дороже всякого общества. Если бы вы могли уединиться со своими больными на необитаемом острове, наверно, не задумываясь, отправились бы туда.