Непокорный талисман

Цокота Ольга Павловна

Вновь пришлось ползать на коленках по полу, ворошить вонючее колкое, облюбованное мышатами ложе. Но все это уже было неважно, Элис поняла, что чудесный талисман может ей помочь и, вероятно, спасет от неминуемой гибели

Поэтому, обнаружив пропажу, она первым делом вытащила из "кулиски" платьица тонкий поясок, крепко крест-накрест обвязала окатыш и повесила себе на шею. А затем, положив на него руки, вообразила небесную синеву, яркое солнце и теплые волны, ласкающие босые ноги. Совсем, как в удивительной книжечке стихов, которые порой читала

им вечерами старая Зельди.

Каморка вдруг опрокинулась, завертелась, голова закружилась, смерч подхватил девочку. Тающие стены тюрьмы — последнее, что Элис увидела, проваливаясь во тьму.

Глава 3: МЕСЯЦ ПАДОЛИСТ…9 года. ВЕСТНИК

Он шагал через анфиладу дворцовых залов, привычно выпрямив спину, надменно откинув голову. Тяжелые веки полуприкрыли глаза. Это всегда помогало скрывать нерешительность и отчаянье так же, как громоздкая бархатная мантия, пышные буфы и пена кружев маскировали болезненную худобу, острые углы локтей и колен.

Гвардейцы, отсалютовав, распахнули золоченные двустворчатые двери. Наконец-то в тиши личных покоев императору можно было хоть ненадолго стать самим собою.

Рилан тяжело опустился в резное кресло. Верный Фредерик стащил с него сапоги тончайшей, словно шелк, кожи. Но и от них устало гудели вспотевшие ноги. Пурпурный бархат кровавой лужей стек на пол. Искалеченные подагрой пальцы освободили голову от сдавливающего золотого венца. Но разве правителю дано право на отдых?

Шарканье ног предвосхитило появление первого министра. Волару, согласно древнему этикету, позволялось входить к императору без доклада. Но старик старался не злоупотреблять привилегией. Его приход был всегда нарочито шумлив, а донесения действительно важны и лаконичны:

— Ваше величество! Прибыл маг-ведун из Задолья. Встревожен. Просит выслушать его без промедления. Придворный кудесник Симорин будет крайне признателен, если дозволите ему присутствовать на встрече с задольцем.

Фредерик, не дожидаясь приказа, поднес владетелю кубок с горячим имбирным медом. Настоянный на разнотравье напиток встряхивал, помогал Рилану обрести силы. На плечи императора вновь лег груз кроваво красного бархата, голову увенчала корона. Единственным благом были мягкие расшитые каменьями туфли вместо ненавистных сапог.

Чародеи вошли почти одновременно. Высокий русый молодец в простом деревенском кафтане опустился на колени:

— Дозволь говорить, государь.

Симорин, посверкивая угольями глаз, отвесил глубокий поклон и стал по правую руку от императора. Тот несколько мгновений молчал, словно прислушиваясь к внутреннему голосу. Затем тяжело и медленно упали слова:

— Говори.

И задолец начал свой рассказ:

— Последний день месяца Покосов — время празднеств и гаданий. Но неладно начался он в нынешнем году. На рассвете разбудила меня соседка, Кобыла ее принесла двуглавого мертвого жеребенка. Скверный это был знак в самом начале праздника. Поэтому я сразу же отнес несчастную тварь

к жертвеннику Черной Асы. Попросил забрать бренные останки, полил их дорогим заморским пахучим маслом, положил вокруг спелые колосья и поджег, отдавая все богине смерти.

Пламя взметнулось, и в нем ясно увидел я странную птицу, похожую на зигзаг молнии. Отчаянно трепыхала она крыльями, пытаясь взлететь, но никак не могла оторваться от двуглавой мертвечины. И вдруг взмыла вверх, вылетела из костра, за ней потянулись огненные руки со скрюченными пальцами, пытались схватить, удержать, но не сумели. Птица поднялась высоко, исчезла в облаках. И трубный голос возвестил:

— Не будет этой земле покоя, покуда не вернется в ее землю утраченный оберег-талисман.

В зареве пламени возникла туманная фигура женщины. Слова ее тоже были туманны:

— Если птенец, заброшенный далеко, вновь воссядет в гнезде отцов, лишится головы супостат. Если же погибнет слеток, падет двуглавый конь, воцарится на земле этой голод и мор, а затем захватит ее вражье племя.

В серых глазах задольца плескался испуг:

— Пробовал я после этого иные гадания, бросал руны, читал по звездам. И все выходило, что утерялось что-то очень важное для государства нашего, а потому стоит оно на краю своей гибели.

Император стиснул костлявые пальцы. Казалось, он не слышал сказанных слов. Лицо его было бледным и отрешенным, Симорин сочувственно взглянул на властителя, затем обратился к ведуну, все еще стоящему на коленях:

— Государь выслушал твои речи. Благодарим, что принес важную весть. И хотя невесела она, получишь награду. Иди к Рагнару, он отвесит тебе серебра.

Сельский чародей тяжело поднялся, неловко потоптался на месте:

— Не за золотом-серебром пришел я сюда. Грядет беда. Может, и моя сила пригодится.

— Иди, — властно повторил Симорин. — Коли надо будет, кликнем и тебя.

Скрипнули двери, затворяясь за серым мужицким кафтаном. И такие же серые трясущиеся губы прошептали хрипло:

— Симорин, посмотри в заветном ларце, вот…

Крошечый простого железа ключик почти выпал из скрюченных болезнью пальцев. Чародей успел подхватить его, вопросительно посмотрел на властителя. Тот кивком указал на заморский сундучок, опиравшийся на гнутые ножки в форме когтистых волчьих лап:

— Нажми на средний глазок павлиньевого хвоста лицевой стенки, а затем на коготь большого пальца правой лапы.

С мягким шорохом отворилась потайная дверца в орнаменте сбоку. Симорин достал небольшую нефритовую шкатулку без узоров и отделки. Не без любопытства повернул ключик, откинул крышку и поднял на государя разочарованное лицо:

— Пусто…

Император откинулся на жесткую высокую спинку стула. Несколько томительных мгновений казалось, он лишился чувств. Симорин подбежал к нему, рванул ворот шелковой нательной рубахи. Но иссохшая рука властно отстранила его пальцы:

— Оставь. Я жив. Повелеваю, немедленно отряди людей, привезите мне дитя.