Непонятные

Каипбергенов Тулепберген

Путники лежали, взявшись за руки. Им казалось, что так им будет не столь страшно умирать, расставаться с жизнью…

— Аман, — простонал Каллибек, — Аман, не пожевать ли нам зерен от колючки?

— Жажда замучает, потерпим до ночи! — едва разлепив губы, отозвался Аман.

Каллибек был в отчаянии: «Неужели пришел мой конец? Столько пережить опасностей, добраться почти до дома и…» Он впал в забытье и стал не то грезить, не то вспоминать.

Тогда, почти двадцать лет назад, его купил у турецкого офицера англичанин. Купил как скотину, уже приготовленную к закланию, и привез с собой в Лондон. Здесь хозяин дал Каллибеку немного времени, чтобы освоиться, попривыкнуть. Он гулял по городу

сначала в сопровождении мрачноватого слуги, потом — свободно, самостоятельно… Однажды Каллибека привели к мулле-турку и сказали, что тот научит его читать и толковать Коран, а вместе с ним — законы шариата… Два года одолевал он религиозные премудрости, два года вбивали ему в голову то, что он мог бы выучить и в Хиве… Правда, за два года он стал понимать англичан и сам научился изъясняться с ними, но ни о каких науках и думать, и мечтать было нечего…

Наступил день, когда хозяин вызвал Каллибека к себе:

— Я тобой доволен! Мулла тоже! А теперь слушай! Мы собираемся освободить Среднюю Азию от русских. Пробил твой час. Возвращайся на родину. Ты теперь грамотный, хорошо образованный мулла. Вживайся там, в своих краях, либо как мулла, либо как дервиш или там странник, путешественник — это как тебе будет удобнее. Но… но все, что отныне будет изрекать твой язык, — должно быть направлено против русских! Тебе будут верить — народ у вас доверчивый и темный! Ты много повидал! Англия сделала тебя человеком!..

Каллибек сразу же вспомнил Каракум-ишана. «Видно, этого тоже обучали здесь премудростям ислама! Ненависти к русским… Чтобы меня не пристрелили на месте, для вида соглашусь!»

— Хорошо, хозяин! Понял! — ответил он решительно.

Вскоре Каллибека посадили на корабль, отплывающий в Париж..

Каллибек оказался в Париже. Здесь, в этом многолюдном, ошеломляющем своей красотой городе, Каллибек замыслил удрать, скрыться от своих спутников.

В большом городе затеряться было нетрудно. Каллибек купил новую одежду, переоделся, свою отнес в укромное местечко и ночью сжег… В каждом прохожем ему мерещились преследователи, люди, которым приказано изловить его и привести на расправу к хозяевам. Каллибек устроился мусорщиком в глухом парижском пригороде, но, боясь за свою жизнь, часто менял жилище и работу… Со временем он узнал Париж не хуже тех, кто родился и вырос на бедных его улицах и в переулках… И все же беспокойство все гнало, все подгоняло Каллибека куда-то, пока не пригнало в Марсель. Здесь он нанялся в порт грузчиком.

* * *

«Эх, глупая моя башка! — отрывочные слова Каллибека скорее напоминали бред, чем связную нормальную речь. — Дырявая моя голова! Почему я удрал в Париже от тех, кто направлялся в наши края!.. Уж они бы доставили меня до родных мест, обязательно бы доставили! А там… Кто помешал бы мне там во всем признаться моим соплеменникам, покаяться!.. Казнили бы меня или помиловали, зато я все же увидел бы родину, вдохнул бы ее воздух, выпил бы глоток воды из Амударьи!.. Жил ли, умер ли — похоронен был бы на родной земле! На своей сторонушке!.. А может быть, я поступил правильно?.. Искупил теперь своими страданиями, своими муками прегрешения против Михайлова, Тенела, Ерназара-ага?.. Свою измену русскому царству?.. О господи! Прими мою душу с миром! О, как не хочется умирать… в этой знойной пустыне, в безвестности… Вдали уже виднеются мои… мои… наши холмы и горы. Добраться бы, уцелеть! Ведь не раз я бывал на краю пропасти…»

В Марселе Каллибек пробыл недолго; через год судьба занесла его в Алжир. Его нанял к себе одновременно и садовником и сторожем состоятельный алжирец; Каллибек обхаживал и охранял сад, большой сад с финиковыми пальмами, а когда созревал урожай, собирал его. Он собирал

и припрятывал финиковые косточки; мысли о родине не покидали Каллибека; он мечтал по возвращении высадить у себя в стране финиковые рощи… Рощи райских деревьев… И быть садовником…

Образ жизни приучил Каллибека к постоянному молчанию, к постоянной настороженности и замкнутости. Он на собственном, горьком опыте убедился, что на чужбине единственный его друг — это он сам и что никто, ни один человек, не придет к нему на помощь. Рассчитывать можно лишь на себя, а следовательно, раскрывать и душу, и рот не стоит… Каллибека все считали глухонемым, и его это устраивало. А сам он научился и слушать, и слышать, и наблюдать.

Хозяин Каллибека куда-то переехал, и его наняли к себе два дюжих молодца; они объяснили ему, что работа у него будет ночная, нелегкая, зато прибыльная. Каллибек догадался потом, что они контрабандисты. Действовали они всегда ночью — выходили, когда стемнеет, в море, принимали какие-то тюки с судов, мешки, возвращались под покровом ночи в свою тщательно замаскированную то ли землянку, то ли пещеру; прятали там добычу и заваливались спать. День у них превращался в ночь, ночь уходила на опасный контрабандистский промысел.

Обедали хозяева Каллибека ближе к сумеркам. Они сосредоточенно, мрачно поглощали пищу, вроде бы и не ощущая ее вкуса и запаха. Они выделяли Каллибеку часть вырученных денег, как он догадывался, — совсем незначительную часть, но кормили-поили досыта: на веслах им нужен был сильный гребец. Иногда контрабандисты пропадали на день-два, а то и на три. Каллибек тогда оказывался запертым на замок, в одиночестве, с небольшим запасом воды и пищи — как в зиндане…

Пролетели еще два года его жизни.

Однажды контрабандисты явились в полночь очень возбужденные. Они спустились в свой тайник и вскоре предстали перед Каллибеком с мешками за плечами. Хозяева переложили содержимое в один здоровенный мешок и взвалили его на плечи Каллибека. Мешок был очень тяжелый.

Потом, как обычно, они бесшумно уселись в лодку и приказали Каллибеку грести, соблюдая особую осторожность. Они плыли долго, однако сегодня никто сигнала им не подавал. У Каллибека, уж на что он был вынослив и закален, начали неметь руки. На этот раз ни один из контрабандистов почему-то не подменял его на веслах. Они лишь понукали его шепотом: «Давай, давай, быстрее, быстрее!»

Каллибек заподозрил недоброе. Контрабандисты замыслили избавиться от него! От свидетеля! А потом бежать, скрыться от только им известной беды… Каллибек внутренне подобрался, приготовился к схватке… Один контрабандист набросился на него и тут же, получив удар веслом, с глухим криком полетел за борт. Каллибек не стал медлить и дожидаться, пока на него кинется второй, — приготовился к новому удару. Он успел оглушить рулевого и пихнуть его ногой — тот скатился в море. Каллибек ьидел, как один из утопающих схватился за мешок и так вместе с ним и пошел на дно. Рун левой кричал, ругался, умолял, но дотянуться до лодки не мог — Каллибек отгонял, отпихивал его веслом…

…Каллибека заметили с большого торгового судна и подобрали едва живого…

Начались его скитания из города в город, из страны в страну. Где он только не был: Александрия, восточный Судан, Египет… Менялось вокруг все — неизменной оставалась изнурительная и грязная работа ради куска хлеба, ради того, чтобы не умереть от голода.

В Суэце ему удалось за три года скопить денег на проезд до Бомбея. Каллибек слышал, что в Индию прибывает множество купцов из разных частей света и стран, из Туркестана тоже. Он решил добраться до Индии, а там и до родных мест… Каллибек смог оплатить капитану корабля свой проезд лишь наполовину, остальную половину — работой.