Непонятные
Шрифт:
В Хиве ахуна с Ерназаром свел случай: ахун как раз направлялся к главному визирю, чтобы испросить позволения присутствовать на приеме казахских послов. О том, что они прибыли к хивинскому хану за помощью для борьбы с русскими, гудела вся Хива. Ахун хотел воспользоваться случаем и поведать великому хану свой «сон». «Сон», предвещающий, что грядут важные для государства события.
Накануне он получил из Оренбурга тайную весть: русский генерал-губернатор будто бы скоро двинется в поход на Хиву. Ее-то, эту весть, он и хотел преподнести хану как провидческий свой сон.
Ахун
— А вы, я вижу, пользуетесь услугами того же брадобрея, что и я, — произнес главный визирь.
— Есть два человека, которые являются образцами для всех остальных смертных! Первый из них — хан, второй — вы! — Уста ахуна источали мед…
— Какое у вас дело? Изложите мне! — поинтересовался.
Ахун заколебался: «Стоит ли рассказывать ему? Вдруг не поверит? Нужно, чтобы поверил… А что, если эта лиса пожелает — еще того хуже — присвоить мой «сон» себе? Меня же побоку!.. Но… но если «сон» не сбудется, тогда пострадает этот чванливый болван! Доверие к нему уменьшится, ко мне — возрастет! Не исключено, что я поднимусь вверх еще на одну ступеньку… Если же все подтвердится, главный визирь не забудет моей услуги и вознаградит меня».
— Говорите же! Мое время дорого!
— Досточтимый главный визирь! Мудрецы недаром изрекли: когда умирает лошадь, остается подкова, когда гибнет богатырь, остается слава. Если отдам богу душу я, ничтожный ваш слуга, то не знаю, что останется: мой несовершенный разум бессилен найти правильный ответ… Поэтому я хочу просить у вас совета.
— Справедливо говорите, ахун. Каждый смертный — зерно, брошенное в этот мир богом. Вы имеете в виду, что зерно должно прорасти и дать всходы?
— Да буду я жертвой вашего светлого ума! — Турецкий ахун схватил полу халата главного визиря и поднес ее ко лбу. — О достопочтенный главный визирь! Я хочу открыть вам нечто такое, во что и поверить трудно. Если бы я сам… если бы я раньше услышал от кого-нибудь, что простой смертный обладает волшебной силой, я бы ни за что не поверил! — Ахун смиренно сложил руки на груди. — Но ваш покорный слуга стал в это верить, да, да, верить! Потому что последнее время мои сны сбываются! И потому я почел долгом предупредить вас…
— Какой же сон вы увидели?
— На северо-западе взметнулся огненный вихрь и полетел прямо на священную Хиву!
— Какое же толкование вы склонны этому дать?
— Это предвещает нам угрозу со стороны русских. У главного визиря уже побывал ханский лазутчик из
Оренбурга с донесением, что русские готовятся напасть на Хиву. Однако он посчитал донесение недостоверным и даже не стал извещать о нем хана. Сон ахуна подтверждал сообщение лазутчика.
— Устрою вам встречу с великим ханом.
— Буду счастлив
Главный визирь что-то прикинул про себя, помедлил, потом сказал:
— Я проведу вас к хану. Вы все в точности изложите ему, как и мне. Если хан примет ваши слова благо склонно, а сон ваш окажется пророческим, вас на градят!
Ахун склонился до полу, опять схватил кончик халата главного визиря и несколько раз поцеловал его.
В приемной хана уже находились четверо посетителей. Судя по одежде, трое из них — казахи. Это были послы Кенесары-хана. Четвертый — каракалпак Аскар-бий, невысокий, с черной бородкой, — походил на ястреба среди беркутов, на воробья среди ястребов: он провожал послов до Хивы от самого своего аула… В приемной важно прохаживался человек с длинным, загнутым, как серп, носом и резко выпирающим острым подбородком. Это был младший военачальник при хивинском дворе Махмуднияз. Аскар-бий и Махмуднияз проводили послов к маленьким коврикам, которые были расстелены поблизости от ханского ложа. Места остальных ханских советников были чуть поодаль.
— До моих ушей доходило, — произнес ахун, обменявшись приветствиями с послами, — что казахи, некогда верные сыны ислама, продались русским, изменили своей вере и обычаям! Какое счастье, что я лице-зрею подлинных мусульман. Значит, на вас возводили напраслину!
Послы Кенесары-хана поклонились человеку, поведшему речи открытые и смелые. Главный визирь представил им турецкого ахуна, а сам справился у Махмуднияза, как приняли гостей, нет ли у них еще каких пожеланий.
— Мы довольны, очень довольны, — вместо Махмуднияза ответил один из казахов. — Если же мы получим содействие священной Хивы, наш хан Кенесары будет преисполнен благодарности.
— Мы с вами — тюрки, — решительно подал голос ахун. — И то, что вы склонили головы перед иноверцами-русскими, приняв их за луну, не делает вам чести!
— Вы изрекли великую истину! — ответствовал старший из послов. — Мы, казахи, — степняки, народ доверчивый и бесхитростный, потому оплошали однажды, приняв русских за луну.
Два стража отворили двери внутренних покоев и объявили, что приближается его величество хан. Все, кто был в приемной, тотчас же поднялись с мест и, приложив руки к груди, словно окаменели.
Вошел хан, расположился на своем месте, хлопнул в ладоши. Будто поваленный ветром камыш, все тут же опустились на коврики и замерли.
— Гости! — нарушил хан мертвую тишину. — Душа моя возрадовалась, когда я узнал о вашем прибытии. В недавние времена казахские ханы были в дружбе с русскими господами.
— О великий хан! Дружба с этими неверными подобна письму, написанному на льду… — внятно прозвучал тихий голос ахуна.
— Великий повелитель Хорезма, гость из Турции прав! — поддержал ахуна старший из казахов.