Непозволительно отважный

Белитц Беттина

Наш послеобеденный блок зимой проходил в старом зале, который почти больше не использовался, потому что женская учительская раздевалка была повреждена водой, а на полу в зале имелись неисправности.

Но здесь я сделала мой первый сальто, когда мы занимались вольными упражнениями в пятом классе, и уже воспоминание об этом чувстве эйфории делало для меня это убогое здание симпатичнее. Его собирались в скором будущем снести и всегда, когда я об этом думала, то меня печалило это представление.

Печальным был также вид, который предстал передо мной в зале. Господин

Мэй сидел в одиночестве и всеми брошенный посреди комнаты под одной из устало мигающей неоновой лампой на большом голубом спортивном мате, и тёр ногтями свои светящиеся-зелёные замшевые кроссовки. Он это ненавидел, когда на его кроссовках были пятна. При том, что у него их было бесчисленное количество пар; на восьмой я перестала считать. Он менял их, как другие трусы.

– Поношенный люк сейчас в моде, господин Мэй. Нельзя, чтобы это выглядело так будто их вылизали. Не то люди подумают, что вы только носите эти вещи и только делаете вид, что вы спортивный.

– Хм?
– сказал он вопросительно и вытащил наушники своего iPod из ушей.

– Не важно. Мы можем начать?

Он издал страдальческий вздох.

– Давай, сядь рядом со мной, Люси. Мне нужна твоя помощь. Я растянул себе плечо, и согревающий пластырь сжигает мне кожу.

– Правда, он жжёт!
– Элегантным поворотом он повернул ко мне своё загорелое в солярии плечо и приподнял лямку майки.
– Ты можешь убрать его?

Я тихо фыркнула.

– Знаете, именно поэтому другие сидят в раздевалке и не хотят заходить сюда. Из-за таких вещей.

– Из-за ревматического пластыря?

– Например.
– Или из-за плохо сидящей подкладки шорт.
– Они это неправильно понимают. Совершенно неправильно.

Тем не менее, я взялась кончиками пальцев за уголок пластыря и одним сильным рывком сорвала его с плеча господина Мэйя. Он взвыл, но это давно пора было сделать. На его коже уже начали образовываться мелкие волдыри.

– Спасибо, Люси. И давай посмотрим правде в глаза: Ведь не имеет значения, что я делаю, а что нет. Мои часы здесь сочтены. Можешь пойти спокойно к своим подружкам.
– Уныло, он сложил пластырь пополам и засунул его себе в штаны.

– Это не мои подружки. И я не буду прогуливать. Я прогуляла всё утро и каждый это знает. Я не могу прогулять сегодня ещё и послеобеденные занятия, так не пойдёт. Я хочу заняться спортом.

– Ну, хорошо. Тогда выбирай. Что ты хочешь делать? Спорт в команде к сожалению выпадает.
– Теперь голос господина Мэйя звучал в высшей степени жалостливо к самому себе.

Этим он напомнил мне Леандера, но я тут же снова прогнала эту мысль из головы. Мне было необходимо отвлечься, больше, чем что либо другое. Спорт для меня был лучшем отвлечением, которое существовало в этом мире.

– Гимнастика. Вольные упражнения и снаряды, пожалуйста! С сальто и опорными прыжками, турником, брусьями и коне и ...

– Полегче, Люси, полегче. У нас только два часа.

Но я уже открыла раздвижную дверь комнаты со снарядами и начала выстраивать небольшую гимнастическую дорожку - да почти забег, я могла плавными переходами

переходить от одного снаряда к другому, если хотела. И в конце быстрый бег к трамплину. Лишь с трудом я позволила уговорить себя размять мои мышцы с помощью бега, но потом меня никто больше не мог остановить.

Господин Мэй быстро заразился моим энтузиазмом. Не прошло много времени, как он уже подстёгивал меня к новым высотам и показывал уловки и трюки, с помощью которых я могла улучшить осанку и движения.

Я ни разу не подверглась опасности упасть, так сильно я сосредоточилась - о, мне так этого не хватало, так сильно не хватало. Это был не паркур, потому что здесь была тысяча подстраховок.

В городе не были разложены спортивные маты, а также не было трамплинов, которые увеличивали мой размах во много раз. Но было такое чувство, будто это паркур, и когда я полтора часа спустя вся в поту и тяжело дыша, опустилась на мягкий, прохладный мат, то на пару секунд почувствовала себя свободной и счастливой.

По крайней мере, на пару секунд - это было больше, чем мне могли дать прошедшие тёмные дни. У меня внезапно снова появилось чувство, что всё может измениться к лучшему. Да, возможно я приду домой, а Леандер выздоровел. Но что если нет? Если ему наоборот, стало ещё хуже?

– Спасибо, Люси. Это был хороший урок физкультуры.
– Господин Мэй протянул мне свою руку. Я взяла её, и он поставил меня на ноги.
– Что это, Joop? Joop, не так ли?
– Как терьер он понюхал мою шею.

– Нет, Armani. Мужской запах, - ответила я подавлено. Он пристал ко мне, потому что сегодня утром, в утешении, я обняла Леандера, после того, как его стошнило. И каким бы он не был больным, он настаивал на том, что должен хорошо пахнуть.

– Девушки могут душиться мужскими ароматами, Люси, тем более ты! Ты ведь такой андрогинный тип личности. Это очень хорошо подходит к тебе и к твоему цвету лица!
– Я не знала, что такое андрогинный, нужно будет спросить Леандера, но так, как это прозвучало изо рта господина Мэйя, было скорее восхищением, чем критикой.
– Скажи, у тебя есть предки из цирка? Артисты? Ты происходишь из семьи артистов, не так ли?

– Нет. Мой папа работает в похоронном бюро. Никаких артистов.
– Общими силами мы начали завозить снаряды назад в соседнюю комнату. Снаружи уже стало темно, а от неоновых ламп исходил лишь неспокойный, желтоватый свет. Моё ощущение счастья улетучилось, чтобы освободить снова место для старого, мучительного беспокойства о Леандере.

– Тебе нужно развивать это дальше, Люси. Ты талантлива, так талантлива! Физкультура два раза в неделю - это слишком мало для кого-то, как ты. Может нам стоит основать секцию по вольным упражнениям? Этот зал почти всё время пустует, может быть, я смогу ... нет, вероятнее всего не смогу.

Также и энтузиазм господина Мэя улетучился. Как и я, он временно забыл, что случилось.

– Вам стоит сказать, кто ... ну, кем вы являетесь, - предложила я словно между прочим.

Господин Мэй замер и отпустил голубой мат, так что он чуть не опрокинул меня на землю.