Непредсказанное убийство
Шрифт:
– По-моему, из самых дешевых. Не знаю, откуда она взялась, – сказала Мирьям. – Может быть, Лариса забыла? Я несколько раз подвозила ее.
– По-моему она пользуется помадой другого цвета.
– Не знаю, – повторила Мирьям.
– Вы говорили, что муж недавно пользовался вашей машиной, – напомнил Натаниэль.
– Да, но… – Мирьям замолчала, лицо ее приобрело отрешенное выражение. Натаниэль некоторое время молча смотрел на нее. Вышел из машины, хлопнул дверцей.
– Послушайте, – сказал он. – Не стоит пока говорить ему об этом. Хорошо?
Мирьям
– Это моя просьба, – настойчиво сказал Натаниэль. – Обещайте мне пока молчать.
– Хорошо, – Мирьям не смотрела на него. – Хорошо, обещаю.
– А помаду я возьму с собой.
Она равнодушно пожала плечами.
– До свидания, Мирьям.
25
– Ты будешь звонить в Америку? – спросила мать. Натаниэль, только что вернувшийся домой и занятый своими мыслями, не разу понял.
– Мальчик обещал приехать после Песаха, – напомнила мать. – Уже полгода как после Песаха. Так что?
Речь шла о сыне Натаниэля Йосефе, жившем вместе со своей матерью в Бостоне. Натаниэль пожал плечами.
– Мне некуда звонить, – ответил он. – Йосеф сейчас в колледже. Живет в кампусе и домой приезжает в пятницу. Куда я буду звонить?
– Позвони ей, – сказала мать. – Скажи ей, чтобы она напомнила мальчику, – мать никогда не называла бывшую жену Натаниэля по имени, только «она».
– Она не передаст, – сказал Натаниэль. – Ты же прекрасно знаешь, что она не передаст. Она не хочет, чтобы мальчик приезжал, – такой разговор возникал между ними в среднем раз в месяц. Розовски мог не задумываться над ответами. Подсознание само подкидывало необходимые слова, это было довольно удобно. Но сейчас даже подсознание было занято совсем другими проблемами.
– Тряпка, – сказала мать.
– Ради Бога, мама, – с досадой сказал Натаниэль. – Можно я сначала поем?
Мать замолчала и вышла из кухни. Натаниэль пододвинул к
себе тарелку с бутербродами и чашку кофе.
Спокойно поесть ему не дали. Едва он сделал первый глоток, как раздался звонок в дверь. Натаниэль насторожился. Услышав голос Зеева Баренбойма, весело здоровавшегося с матерью, он с тяжелым вздохом отодвинул чашку и вышел из кухни.
– Привет, Натан, – Баренбойм энергично потряс руку Натаниэля. – Я только сейчас узнал, что ты, оказывается в отпуске. Если ты в отпуске, то что ты делал сегодня на работе?
– Только сегодня? А вчера? – добавила мать. – Спросите его, Володя, спросите. Я уже молчу. Когда все люди ищут возможности устроиться на государственную службу, мой замечательный сын все бросает и нянчится с бандитами – не про вас, Володя, будь сказано. Хорошо. Пусть возиться с бандитами. Пусть живет так, что матери стыдно смотреть в глаза соседям. Но он может себе позволить отпуск?
– Может, – твердо сказал Баренбойм.
– Нет! Он не может. Он незаменим.
– Да? – Баренбойм перевел взгляд на Натаниэля. Тот стоял с невозмутимым выражением лица.
– Натан, – сказал Баренбойм. – Я должен сводить тебя на кладбище, – он повернулся к Сарре. –
– Зачем? – спросил Натаниэль. – Еще успею.
– На кладбище ты увидишь очень много людей, которым вовремя не нашлось замены, – серьезно сообщил Баренбойм.
Натаниэль хмыкнул.
– Ладно, – сказал он. – Мама, напои гостя чаем.
– С коржиками, – сказала Сарра. – Вы любите коржики, Володя?
– Ваши коржики? О чем вы спрашиваете, Сарра? – Баренбойм в восхищении закатил глаза. – Я их обожаю.
Мать с гостем пили чай, обсуждая последние новости – сначала израильские, потом зарубежные. Придумывать темы для обсуждения не стоило большого труда – перед приходом Баренбойма Сарра Розовски переключила телевизор на российскую программу.
– Вы слышали? В Киеве опять вводят новые деньги, – сказал Баренбойм.
В это время зазвонил телефон. Розовски взял трубку.
– Натан, я уже возвращаюсь, – по интонации Натаниэль понял, что Маркину есть о чем рассказать.
– Выкладывай, – сказал он, пытаясь не слушать разговор матери с гостем. Те, похоже, не обратили внимания на телефонный звонок и продолжали болтать с прежней громкостью.
– Они сошли с ума, – убежденно заметила Сарра.
– А что там у тебя за шум? Гости? – спросил Маркин
– Если это можно назвать так, – проворчал Розовски, слыша как Баренбойм объясняет Сарре Розовски тонкости изготовления бумаги с водяными знаками. Он прикрыл трубку рукой и сказал: – Вы не могли бы чуть-чуть приглушить громкость? У меня важный разговор. Баренбойм с готовностью замолчал.
– Слава Богу, я застал дома тещу Мееровича, – сообщил Алекс. – Оказывается, в тот самый день он приезжал к ней.
– В какой день?
– В тот самый, когда его убили, – объяснил Маркин. – Насколько я мог понять, теща у них в семье имела решающий голос – по всем вопросам. Ну, это чувствуется с первого взгляда. Весьма серьезная дама… – Алекс издал короткий смешок. – По ее словам выходит, что Шломо примчался к ней попросить о содействии в восстановлении семейного очага. То есть, чтобы она переговорила с дочерью. По возвращении последней.
– А что – дочь приезжала после ссоры к ней?
– Да. И жила у нее все эти дни, до отъезда. Так что пожилая дама знала об их ссоре.
– Понятно. Значит, на вопрос – где провела эти дни Далия Меерович, мы получили ответ, – сказал Натаниэль. Он еще не решил, устраивает его этот ответ или нет. – Что еще?
– Ты спрашивал у меня – есть ли у Мееровича партнеры?
– Спрашивал.
– Есть. И звонил он своему партнеру из Димоны, при теще. В день убийства. Судя по разговору, партнер – мужчина. И Меерович назначил ему встречу у себя в квартире на семь часов вечера.
– На сколько?
– Ровно на семь. Кстати говоря, по мнению тещи, разговор был достаточно напряженным. Нервным. Суть пожилая дама не поняла, но точно помнит, что в конце разговора зять сказал: «Хорошо, это мы утрясем.» И дальше назначил время встречи. Ну как?