Непредсказуемый граф
Шрифт:
– В разгар чего именно? – переспросил граф. Может, от того, что в комнате было темно, веселые огоньки в его глазах блестели особенно ярко.
– Забудьте. – Кэролайн направилась к выходу. Она не желала оставаться в компании графа ни одной лишней минуты. – Вы отвратительны.
– О, вы могли бы подобрать для меня эпитет получше. Меня еще и не так называли.
– Не сомневаюсь, – выпалила она и тут же прикусила губу, отругав себя за невежливость. Какой же он несносный тип. Надо поскорее уходить, пока она окончательно себя не скомпрометировала. Не стоит злить человека, чьего слова хватит,
– Хотя то же можно сказать и о вас, если хорошо подумать.
– Простите? – Кэролайн замерла. Она с самого начала понимала, что поступает глупо, и решила укрыться в кабинете хозяина дома лишь потому, что бальный и банкетный залы были в другом крыле и сюда долетали лишь приглушенные звуки оркестра. Одним словом, вероятность того, что ее застанут здесь, была совсем невелика.
– Отвратительным можно назвать и того, кто находит удовольствие в подглядывании.
Кэролайн стремительно обернулась и, задыхаясь от возмущения, почти прокричала ему в лицо:
– Вы… Как вы можете… Я не получала никакого удовольствия, наблюдая за вашими… вашими… Вашими действиями!
Он издал короткий смешок, замаскировав его, сделав вид, что прочищает горло. В том, что он нашел ее возражения забавными, было нечто вдвойне оскорбительное.
Линдси успел по достоинству оценить разгневанную девицу и нашел ее весьма привлекательной. Поджатые губы ее на самом деле были приятной пухлости, и, вопреки утверждению об отсутствии какого бы то ни было удовольствия от увиденного, ее румянец кричал об обратном. Скорее всего, эта девица была заблудившейся дебютанткой, хотя не вполне понятно, отчего, случайно оказавшись в кабинете хозяина бала, она решила остаться там.
Не для того ли она пряталась в кабинете Альбертсона, чтобы встретиться там с поклонником? Может, он и сам случайно помешал чьему-то тайному свиданию? Линдси не особенно любил разгадывать шарады и потому не стал дальше развивать эту мысль. К тому же в случае свидания ее визави должен был, по крайней мере, постучать или попытаться открыть дверь, что невозможно сделать беззвучно.
– Я не получала удовольствия, наблюдая за вами, – с настойчивостью, которой можно было найти лучшее применение, повторила она. – Я вообще на вас не смотрела. – Вид у нее был скорее оскорбленный, чем потрясенный.
– Так вы стояли с закрытыми глазами?
– Нет, но… – Осознав всю тщетность своих оправданий, Кэролайн со вздохом призналась: – Я не могла не видеть то, что происходило у меня перед носом. – Она безнадежно развела руками – две белые перчатки вспорхнули в темноте, словно две белые птицы.
Похоже, его предположение о закрытых глазах вызвало у нее чувство неловкости. В этой непосредственной реакции было что-то неожиданно милое.
– Вы говорите, что у вас не было выбора, но в жизни мы все только то и делаем, что выбираем, – философски заметил Линдси. «Если только твой покойничек папаша не накинул тебе на шею петлю», – добавил он про себя. – С каждой вашей репликой я обнаруживаю, что все больше погружаюсь в дискуссию.
Какое-то время она неподвижно стояла, приподняв
Линдси взял со стула перчатки, и мысли его приняли более приятное направление. Почему он не узнал эту темноволосую красотку? Ту, что тайком наблюдала за их с леди Дженкин любовной игрой? И почему он так и не выяснил, как ее зовут? Это упущение необходимо исправить, и как можно быстрее. Из чистого любопытства он все же вернется в бальный зал и наведет о ней справки. Линдси справедливо гордился своим умением в кратчайшие сроки раздобыть нужную информацию, особенно если она касалась заинтересовавшей его женщины.
Веселье продолжалось. Публика все так же развлекалась светскими беседами, танцами и прочей чепухой. Все как всегда. Казалось, никто и не заметил его отсутствия. Линдси взял с подноса стакан с бренди и направился к группе знакомых джентльменов, которые, стоя у застекленного выхода на террасу, болтали о лошадях, ставках и всякой всячине, касавшейся чисто мужских увлечений.
Один из самых близких друзей графа Линдси, Джереми Локхарт, виконт Диринг, сегодня отсутствовал. Последнее время Диринг большую часть времени проводил дома – у него недавно родился первенец. Внезапная перемена в образе жизни и привычках друга немало удивляла Линдси. По правде говоря, детство самого Линдси было слишком безрадостным, чтобы он мог уяснить, что такое «тихое семейное счастье». Мать пала духом задолго до появления Джонатана на свет, а отец приучил смотреть на мир под тем углом, когда видишь прежде всего его темные стороны. Даже только его темные стороны. Со временем семью ему заменил узкий круг друзей, что Джонатана вполне устраивало.
– Она немного чересчур бесшабашна, даже на твой вкус, если только она тебя не зацепила намертво, – продолжал разглагольствовать лорд Миллс. Линдси, склонив голову, с ухмылкой слушал приятеля. Грегори Барнс, он же виконт Миллс, слыл таким же «проказником», как и Линдси, если, конечно, подобный эпитет подходит для мужчин их с Миллсом возраста.
– Леди Дженкин пожирает тебя глазами. Боюсь, на ужин у нее аппетита не хватит. Муж ее вроде бы ничего не замечает, но с такими пройдохами, как он, держи ухо востро.
– Я – сама осторожность, – ответил Линдси.
Мельком брошенный на леди Дженкин взгляд убедил Линдси в правоте приятеля. Леди Дженкин и не думала скрывать свои чувства. Впрочем, судя по тому, что Линдси успел узнать о ней за время общения в кабинете лорда Альбертсона, иного ждать не приходилось. Как бы там ни было, сцена ревности в планы Линдси никак не входила. Ставить под угрозу успех своего предприятия Линдси просто не имел права, а потому вынужден был играть ту роль, что диктовали обстоятельства.