Непредвиденная опасность

Амблер Эрик

— А взять хотя бы чехов, — снова заговорил его сосед. — Они совсем другие. Говоря «чехи», я, разумеется, не имею в виду словаков. Словак не больше чех, чем моя тетушка Мюриэль. Они знают, что делают, эти чехи. Очень деловые. Никакой ерунды. Вера, надежда и рост валового дохода тридцать три и три десятых — вот их девиз. Да и чешская полиция — тоже ребята крутые, — как бы между прочим добавил он.

Кентона уже изрядно беспокоили эти частые упоминания об эффективности полиции.

— Как идет бизнес, хорошо? — спросил он.

Мистер Ходжкин усмехнулся.

— Я что, похож на царицу Шебу? — с горечью осведомился

он. — Я же говорю, друг мой, с ценами, что существуют сейчас в Чехии и Венгрии, остается только диву даваться, что мы еще не разорились окончательно. Я продаю качественные вещи, но здешние мужчины этого не понимают. Старые покупатели знают меня и берут мой товар, потому как им нравится прикоснуться к настоящей вещи. Но они никогда не продадут ее, и понимают это. Слишком дорого. Один мой приятель из Нортгемптона еще перед войной начал ездить, продавать продукцию обувной фабрики. А потом вдруг сразу после войны появляется обувная фирма «Батя», и его торговле приходит конец. И так буквально на каждом шагу. Единственное, что сейчас хорошо продается, так это новые линии по производству автоматов, и ребята с континента моментально зацапали этот бизнес в свои руки. В одном из отчетов домой я предложил: может, нам стоит начать пошив военной формы, чтобы хоть как-то оживить бизнес. Нет, разумеется, я только над ними подтрунивал. Своего рода шутка, понимаете? Как думаете, что они написали в ответ?

— Что?

— Они сообщили, что уже начали строительство фабрики, которая будет производить только военную форму. И поскольку они денно и нощно работают над выполнением правительственных контрактов, новых заказов принимать пока не будут. Ну не смешно ли, ей-богу? Однако, — задумчиво продолжил мистер Ходжкин, — сдается мне, у вас и своих проблем хватает, чтобы еще выслушивать мое нытье. Нельзя ли полюбопытствовать, чем занимаетесь?

— О, в данный момент я, можно сказать, в отпуске.

— Быть того не может! — С этими словами мистер Ходжкин вытащил огромную вересковую трубку с женской головой, выгравированной на чубуке, и начал набивать ее табаком из клеенчатого кисета. Не отрывая глаз от своего занятия, он продолжил: — А знаете, до тех пор, пока не увидел этого лацкана пиджака, я принимал вас за немца. У стойки вы говорили на немецком, будто он ваш родной. Да и это пальто тоже…

Сердце у Кентона ёкнуло.

— Пробыл в одном санатории в Баварии довольно долго, — пробормотал он. — Проблемы с сердцем, знаете ли.

— О, это скверно, — сочувственно произнес мистер Ходжкин. — Надеюсь, теперь все в порядке. Знал я одного парня… — Тут он вдруг осекся и указал трубкой в окно: — Вон, видите? Это означает, что сегодня выпадет снег.

Кентон проследил за направлением его взгляда. Автобус неспешно катил вниз по длинному, обсаженному деревьями склону. Светило солнце, но вдалеке, на северо-востоке, небо приобрело какой-то необычный свинцовый оттенок.

— Не мешало бы сегодня хорошенько выспаться, — весело заметил мистер Ходжкин. — Вы в Линце где остановились?

Кентон вовремя вспомнил, что представитель «Стокфилд, Хэтли и сыновья» подслушал его разговор с агентом турфирмы.

— Сегодня вечером уезжаю в Вену.

— Десятичасовым поездом?

— Да.

— Самое милое дело!

Мистер Ходжкин раскурил трубку, что вызвало возмущенные протесты со стороны дамы, сидевшей справа от Кентона. Мистер Ходжкин покосился

на нее, два раза глубоко затянулся, вдохнул, затем выпустил дым через нос и аккуратно выбил табак на пол автобуса.

— Вот так на континенте повсюду, — спокойно заметил он. — Сами дымят вонючими, точно сточная канава, сигарами, и никто не возражает. А стоит человеку раскурить честную трубку с хорошим ароматным табаком — и тут такое начинается!

Кентон признал, что это ненормально, и какое-то время они ехали молча.

Мистер Ходжкин, решил журналист, типичный представитель довольно специфичной в Англии профессии — странствующий коммивояжер. На этих людей можно наткнуться в самых неожиданных местах — в отдаленных дальневосточных городах, в местных поездах, в маленьких отелях по всей Европе. Они бегло и грамотно — но с сильным акцентом — говорят на иностранных языках, они в отличных отношениях с представителями самых разных национальностей, с которыми им приходится иметь дело. Они пьют иностранные напитки, едят блюда национальных кухонь, выслушивают самые разные мнения, но при этом умудряются оставаться непрошибаемо упрямыми и нелюбопытными англичанами.

Путешествие из Парижа в Стамбул, по их мнению, отличается от поездки из Лондона в Манчестер только одним — первое длиннее и чаще прерывается таможенным досмотром. Все города планеты для них на одно лицо, железнодорожные станции и вокзалы различаются только языком, на котором там написаны названия и объявления, да еще, пожалуй, размером чаевых, полагающихся носильщикам. Они по большей части холостяки, поэтому проводят летние каникулы в одиночестве в курортном Богноре или Клэктон-он-Си, где попивают чай и сидят, как правило, близко к оркестру. Не нужно напрягать воображение, чтобы представить мистера Ходжкина в подобной обстановке. Возможно, у него есть замужняя сестра, проживающая где-нибудь в Клэпхеме или Хендоне, которая пишет ему раз в месяц. Возможно…

Но тут мистер Ходжкин прервал размышления Кентона — резко толкнул его локтем в бок.

— В Нойкирхен мы останавливаемся на Mittagessen. [35] Они наверняка попытаются заманить нас в один из тех ресторанчиков, где с туристов три шкуры дерут. Так что я предлагаю ускользнуть от них, мой друг! Найдем местечко, где можно поесть получше и, черт побери, куда как дешевле!

Кентон быстро обдумал предложение. Сейчас предоставлялась возможность избавиться от этого человека, но не хотелось показаться грубым. И он нехотя согласился:

35

Обед (нем.).

— Было бы замечательно!

— Вот и славно! С этими акулами от туризма следует держать ухо востро! Не то обдерут как липку.

— Наверняка.

— Точно вам говорю! Я часто езжу на экскурсии. Люблю посмотреть на всякие там красоты, пейзажи и прочее. Хотя, думаю, наш Девон или Озерный край ни в какое сравнение с ними не идут.

— Ну, наверное, по-своему вы правы.

— И все равно, мне нравится ездить. Вы посмотрите! — Автобус как раз проезжал над величественно раскинувшейся внизу долиной. — Сосны, сосны, ничего, кроме сосен. И так до самого Владивостока! Скучное зрелище, доложу я вам, никакого разнообразия.