Неприкасаемые
Шрифт:
— Твой дедушка никогда не любил компьютеры. — Седрик хихикнул, когда принесли еще дерьма. С такой скоростью мы будем похоронены заживо.
— Он сделал это, чтобы поиздеваться надо мной. Этот ублюдок знал, что в конце концов я приду за его дерьмом. — Я мог слышать, как старый хрен смеется в гробе. Я бы выбросил его в реку, но мама подумала, что было бы лучше, по крайней мере, проявить какое-то уважение к нашему дорогому покойному дедушке. Его тело будет похоронено на местном кладбище, навсегда разлученное с его любимой Ирландией.
Нил, каким бы гигантом он
— Вот и все.
— Вон, — рявкнул я. Все, кроме моего отца, быстро ушли. Они ненавидели любую бумагу, кроме наличных.
— Так ты собираешься прочитать все это в одиночку? — Спросил Седрик, оглядывая то, что когда-то было очень красивым зелено-золотым кабинетом.
Схватив одну из коричневых коробок, я направилась к стулу.
— Пока наша любимая змея Авиела не выползет из-под камня, под которым она прячется, это все, что я могу делать. Надеюсь, это приведет к более быстрому обезглавливанию. — Голова Авиелы, скатившаяся с шеи, стоила бы предстоящих порезов бумагой.
— Как Мелоди? — спросил он, хватая коробку.
— Мне…
— Нет. — Он оборвал меня. Я ненавидел, когда люди обрывали меня. — Тебе нужна помощь, и ты получишь ее. Итак, как поживает твоя жена?
Ущипнув себя за переносицу, я вздохнул.
— Ты имеешь в виду сумасшедшую женщину-убийцу, на которой ты меня женил?
Ублюдок хихикнул.
— Да, та женщина, в которую ты безумно влюблен и которую чрезмерно защищаешь.
— В мафии нет такого понятия, как чрезмерно заботливый муж, — ответил я. — И эта женщина сводит меня с ума! Она меня совсем не слушает.
— Мой бедный, бедный сын. Разве ты еще не понял? Женщины не слушают, они говорят. Слушать — это наша работа. Взамен мы получаем секс, детей и еду. — Он рассмеялся, не обращая внимания на хаос вокруг нас.
— Я слушаю! Она просто несет чушь! Клянусь, иногда мне хочется раздавить ее хорошенькую шейку. А ещё мне хочется поцеловать ее, прижать к себе…
Сконцентрируйся.
— Она может быть Кровавой Мелоди, но она все еще женщина, беременная женщина, — заявил он.
Я застыл, уставившись на него. С момента аварии прошло три недели, а Мел все еще не была готова рассказать нашу тайну. Она была великолепна, учитывая, что ни один из нас не был готов рассказать об этом семье. Но, очевидно, мы были недостаточно осторожны. Мел разозлится.
Может быть, есть надежда?
— А мама знает?
— Все знают.
Что б меня.
— Уф…
— Лиам, она три недели пьет только воду и чай. Вчера вечером за ужином она потребовала, чтобы Нил сменил одеколон. У нас есть мозг, мы все можем сложить 2+2, — сказал он, вытаскивая коричневую папку.
— Отлично, вы сможете посчитать отверстия от пуль, когда она узнает, — пробормотал я себе под нос; я даже не знал, почему мы скрывали беременность.
— Лиам, — серьезно сказал он, — ты обеспечишь ее безопасность — безопасность их обоих, — но если ты не расслабишься, такими темпами у тебя поседеют
Я фыркнул.
— Когда ты в последний раз видел лысого Каллахана?
— Лиам…
— Я улышал тебя, папа. Я постараюсь прислушаться к твоим словам. Все это не имеет смысла. Авиела не имеет никакого смысла. Если бы она хотела смерти Мел, она бы убила ее, но она этого не сделала. Я ни на секунду не поверю, что у этой женщины есть какие-то материнские чувства. — Я сделал паузу, испустив вздох. — Семья Наташи исчезла. Они забрали ее тело и пропали. Эти бумаги и Брайары — это все, что у нас есть, и я просто хочу сжечь все бумаги и Брайаров. Тем временем та самая женщина, из-за которой я убиваю себя, кричит на наркодельцов и продает дурь. — Бренди. Мой разум умолял о нем.
Поднявшись на ноги и лавируя между коробками, я схватил бутылку в дальнем углу комнаты.
— А чего ты ожидал от нее?
— Что бы ты ожидал от беременной женщины? — Огрызнулся я, отпивая из бутылки. — Клянусь, она беременеет в самое неподходящее время. Просто чтобы медленно убивать меня.
— Ага. Она ведь сама себе сделала ребенка…
— На чьей ты стороне? — Прошипел я, заставив его рассмеяться. Это были наши моменты отеца сына. Он всегда знал, как проникнуть мне под кожу.
— Вот почему наши люди называют тебя Безумным Шляпником.
Что за чертовщина?
— Как они меня называют? — У меня нет прозвища. Лиам — это имя для семьи, Босса и Ceann Na Conairte.
— Ты знаешь, Дисней…
— Я знаю, кто это, черт возьми!
Он рассмеялся, отчего мне захотелось оторвать его язык и прикрепить его к столу, покрытому бумагой.
Он просто указал на мое лицо, прежде чем пролистать какие-то бумаги.
— Прямо здесь, все, о чем ты думаешь. Успокойся, кажется, я кое-что нашел.
Дыша через нос, я схватил лист бумаги, на который он уставился. Но я не увидел ничего, что стоило бы таких усилий.
— Это просто контракт, в котором говорится, что вы с матерью Наташи должны были пожениться. — К счастью, Божье чувство юмора не было таким жестоким. Если бы эта женщина была моей матерью, я бы давным-давно убил ее.
Седрик выхватил у меня бутылку и указал на подпись свидетеля рядом с подписью моего дедушки.
Господи, почему?
МЕЛОДИ
— Лиам убьет меня, — в сотый раз заявил Деклан за рулем.
— Скажи это еще раз, и он не успеет, — иногда он был таким нытиком.
К счастью, он больше ничего не сказал, иначе мне пришлось бы причинить ему боль. Откинувшись на сиденье, я медленно ела шоколад, пока он вез нас в затянутый облаками город. Я должна признать, что в ночном центре Чикаго было что-то такое, что заставляло меня улыбаться. Мне нравилось, как красиво он выглядел издалека, но вблизи, проезжая по улицам, видны головорезы и подозрительные переулки. Увидев это, я не смогла удержаться от ухмылки. Чикаго был нашим городом. Каждый, кто ходил по улицам, был нашим гостем. Они жили из-за нас и умерли из-за нас.