Неприкасаемый
Шрифт:
— Это тоже буду не я, — уверяю я его честно, выдержав его взгляд. — Я ценю усилия, Картер, правда ценю, но я не изменю своего мнения. Даже если захочу, не буду. Я могу простить себя за то, что поставила на тебя в первый раз, даже после всех тревожных сигналов. Но как, по-твоему, я сделаю это во второй раз? Я не могу быть уверена, что это хорошая идея. Это невозможно.
Его глаза сужаются, на мгновение оценивая. — Конечно, может. Я просто использую неправильный метод.
Мне не нравится ни звук этого, ни выражение его лица. — Что это значит?
Выражение его лица проясняется, и он улыбается мне, его глаза озорно мерцают. —
Я хочу беспокоиться об этом. Я чувствую, что мне “нужно” беспокоиться об этом. Но потом он замолкает и начинает использовать свое тело против меня. Прежде чем я это осознаю, я слишком занята тем, что схожу с ума от удовольствия, чтобы беспокоиться о чем-либо.
Когда большинство парней облажались, они посылают цветы.
Картер посылает хаос.
Сначала я пытаюсь игнорировать реальность. Воскресным утром в церкви, когда все говорят об ужасном акте вандализма в отношении машины Люка прошлой ночью, я молюсь со всей верой внутри себя, чтобы Картер не был причастен к этому. Я уверена, что он не был там, используя биту, чтобы выбить окна и порезать все четыре шины сам, но он вполне мог послать кого-нибудь сделать за него грязную работу.
Но он бы этого не сделал. Он не стал бы. Это неприятное совпадение, вот и все.
Тем не менее, я не могу не чувствовать себя ответственной.
После церкви, я иду на работу. Это медленная ночь, так как воскресенье, но это дает мне возможность проверить Картера. Наверное, мне не следует настаивать на киберпреследовании его теперь, когда мы расстались, и я настаиваю на том, что мы больше никогда не будем вместе, но я говорю себе, что ищу любые улики. На самом деле я не ожидаю найти что-либо, но мое сердце замирает, когда самое последнее обновление гласит: — Упс. Я разбил его.
Мое сердце стучит, и мой взгляд скользит на сопровождающую картинку. Это изображение розовой кукольной машинки Барби в игровой комнате Хлои. Дверь погнута и отваливается, а Хлоя упирается рукой в бедро, подло грабя к черту камеру.
У меня отвисает челюсть, и я закрываю приложение, открывая свои сообщения, чтобы покричать на него. Не знаю, хочу ли я наорать на него за то, что он сломал игрушку Хлои, или за Люка.
— Ты псих!
Я нажимаю «Отправить», прежде чем успеваю подумать. У него, должно быть, телефон рядом, потому что через несколько секунд он отвечает мне. — Я? Нет. Должно быть, ты ошиблась номером.
— Ты разбил машину Хлои? — Я требую.
— Да, но я купил ей новую, лучшую машину. Сейчас все хорошо. — Он отправляет сопроводительное фото Хлои, улыбающейся со своей новой стильной машиной Барби, чтобы доказать это.
— А Люк? Ты тоже купишь ему новую машину? — спрашиваю я, мои руки трясутся от гнева.
— Зачем мне покупать Люку новую машину? — Он возвращается.
— Это НЕ способ вернуть меня, — говорю я ему.
— Ты уверена? — он отвечает.
Я слишком зла, чтобы с ним разговаривать, а покупатель все равно подходит к прилавку, поэтому я убираю телефон. Я отвечаю этому человеку так быстро и вежливо, как только могу, но не могу перестать думать о Картере. Я достаю телефон, как только клиент уходит, и читаю сообщение Картера.
— Может быть, Люку не стоит трогать чужие игрушки, тогда они не будут трогать его.
Мои глаза чуть не вылезают из орбит. Я отвечаю заглавными буквами: — Люк никогда не прикасался ко мне! Он друг, не более того.
— Ты ранишь меня, принцесса.
— Я желаю, — парирую я. — Хотела бы я ранить тебя, Картер.
46
Месть обычно не для меня, но после того, как я всю ночь ворочалась и ворочалась, мучаясь чувством вины, к тому времени, когда я добираюсь до школы в понедельник, у меня есть прекрасно продуманное «иди на хуй» Картеру.
Я прокручиваю все свои утренние занятия, ожидая момента, когда смогу разозлить Картера. Я ходила туда-сюда, опасаясь, что ответ ухудшит его поведение, но, в конце концов, я думаю, что смогу контролировать огонь. У меня нет сомнений, что я разозлю Картера, но если он снова попытается отыграться на Люке, я дам ему отпор. Я перенаправлю его гнев на себя и сама разберусь с его темпераментом — в любом случае он должен быть направлен на меня. Я идиотка, которая импульсивно придумала фальшивого бойфренда, я просто не ожидала, что Картер так яростно в это поверит.
Когда урок истории начинается, вид Картера заставляет меня нервничать, у меня учащается пульс. Странно, как его вид возбуждает все мои чувства даже теперь, когда он так ужасен, что хочется дать ему по морде.
В пятницу вечером после того, как он занялся со мной любовью, мы немного обнялись на диване. После этого он достал из бумажника 200 долларов и отдал их мне за присмотр за Хлоей. Какое-то время я смотрела на избыток денег, размышляя, стоит ли мне изменить свои карьерные планы и стать няней на полный рабочий день, а затем обнаружился его скрытый мотив. Он сказал мне, что теперь у меня есть лишние деньги, которых я не планировала, я могу купить себе платье на выпускной и, в конце концов, пойти с ним на свидание.
Как удобно.
Это было достаточно подло и похоже на Картера, что заставило меня улыбнуться. Как бы мне не хотелось тратить все эти деньги на платье, которое я надену один раз на танцы, на которые даже не хочу идти, я не могла заставить себя сказать ему «нет».
Теперь я могу.
Я ожидаю, что он задержится и побеспокоит меня, когда мы будем выходить из класса, но Картер лишь подмигивает мне, когда проходит мимо и уходит в одиночестве.
Глупая часть меня разочарована отсутствием его внимания, но подавляющее большинство меня испытывает облегчение. Труднее пытаться задеть его чувства, когда я вообще открыта для него. У него есть способ расплавить мою защиту, как бы я ни злилась на него, как бы ни был оправдан этот гнев.
Путь от моего шкафчика до кафетерия утомительный, но после того, как я бросила свои книги в шкафчик, я направляюсь именно туда. Ужас наполняет меня при одном только виде открытых двойных дверей, от гула болтовни, доносящейся изнутри.
Я не хочу туда заходить. Остановившись перед самым входом, я делаю еще один укрепляющий вдох, затем расправляю плечи, поднимаю подбородок и иду к дверям.
Думаю, в столовой хорошо то, что ничего особо не меняется. Даже после стольких недель отсутствия в столовой все более-менее по-прежнему. Одни и те же группы детей сидят за одними и теми же столами, особенно за популярными столами. Спортсмены и болельщицы. С таким же успехом они могут напечатать свои имена на столах и сопровождающих их скамейках, потому что даже если бы они все однажды отсутствовали, никто не осмелился бы сесть на их места.