Неприкаянное Племя: Сурвивалист
Шрифт:
Я ехал в комфортной карете и осматривал окрестности. Деревья на обочинах дороги могли послужить прекрасным укрытием для кого угодно: тенистые густые заросли за толстыми стволами казались просто созданными для устройства засады. Фургоны давали ощутимое преимущество любому злоумышленнику. Самый острый слух не уловил бы шорохов в чаще на фоне мычания волов и скрипа колёс, и самый зоркий глаз оказывался бессильным из-за густой пелены пыли. Даже закалённым в сражениях воинам было не по себе.
Солнце медленно приближалось к зениту. Над оставшейся позади долиной мерцало знойное марево. Пёстрые каменные
Впереди находилось узкое и глубокое ущелье, рассекавшее восточные склоны Пограничных Гор. Дорога, которая вела вниз, не была ровной: повороты и пологие подъёмы на ней чередовались с крутыми спусками; затем она становилась более гладкой и поднималась на противоположный склон ущелья. Внизу был виден родник, дававший начало небольшому горному ручейку.
Подойдя к карете и поклонившись, Харальд протянул руку в сторону лощины на склоне ущелья, где не росли деревья, а земля была явно утоптана:
– Мисальдер, следопыты, которых мы посылали в разведку после набега, обнаружили в этом месте тёплую золу и остатки туш. Они проследили весь путь похитителей и нашли место стоянки, но сами бандиты успели скрыться. Несомненно, они все время кочуют с места на место.
Я оглядел ущелье, прикрыв глаза ладонью от солнца. По случаю, на мне был одет самый богатый наряд с узорной вышивкой на манжетах и с поясом, сплетённым из яркой кожи болотной гадюки. Шёлковая чалма прикрывала мою голову, а на шее висело тончайшее нефритовое ожерелье, отполированное лучшими мастерами гномов. И хотя мой наряд больше подходил для какого-то светского мероприятия, я был серьёзен и собран, когда спросил:
– Вы ожидаете нападения?
– Не знаю.
– Харальд снова обвёл ущелье пристальным взглядом, словно надеясь различить спрятавшихся разбойников.
– Но мы должны быть готовы к любому повороту судьбы. Все время нужно помнить, что враги, возможно, наблюдают за каждым нашим движением.
– Правильно, - сказала я.
– Пусть водовоз откупорит бочонок с водой. Солдаты и погонщики могут промочить горло на ходу. А когда доберёмся до родника, сделаем вид, будто останавливаемся для того, чтобы напиться. Тогда мы будем казаться более уязвимыми, чем на самом деле.
– Как прикажешь, мисальдер. А я подожду здесь тех, кто идёт за нами. Начальника каравана будет изображать Олег.
– В его обычно бесстрастных глазах засветилась забота, и он тихо добавил: - Будь осторожен, брат. Ты очень рискуешь.
– Все мы рискуем, - спокойно ответил я.
Побратим улыбнулся, без лишней суеты отдал необходимые распоряжения. И вот уже юркий водонос, позвякивая флягами, которыми был увешан, протискивался сквозь ряды солдат, предоставляя каждому возможность утолить жажду, причём делал это с таким проворством, которое достигалось лишь долгими годами походной жизни. Потом Олег по сигналу Харальда дал команду трогаться с места. Закричали погонщики, заскрипели колеса и тучи пыли поднялись
В дороге меня больше всего злило не постоянное ожидание неизвестно чего, а одиночество. Как только закрывалась дверь кареты, я оставался наедине со своими мыслями и возвращался к беседе с Ярославой в оранжерее. Как она могла? Почему Яри так поступила? Неужели она меня не любит? Эти и подобные мысли роились в голове, причиняя нестерпимую, почти физическую боль. Я их старался гнать, но с каждым километром дороги только больше погружался в отчаяние и острее ощущал одиночество.
– Мы разлучаемся со сказками...
– Прошу, стань мудрей меня, стань ласковей.
– Тихо провыл я, боясь, что моё горе вырвется наружу. Ненавижу одиночество, лучше уж бой.
Дорога за перевалом была неровной и каменистой. Людям и животным приходилось ступать крайне осторожно, все время глядя под ноги. То и дело кто-то оступался на неустойчивой глыбе; мелкие камешки выскакивали из-под сапог и с шумом катились по склону. Харальд не стал упоминать о трудностях перехода, но я знал, что следующие за нами солдаты не могли пройти той же дорогой и остаться незамеченными: им придётся сделать крюк и добраться сюда под прикрытием леса. Пока они не займут позицию чуть позади передового отряда, караван остаётся столь же беззащитным, как индейка на птичьем дворе, когда к ней приближается повар с мясницким ножом.
На дне ущелья лесная чаща казалась ещё более плотной. Влажную почву устилали чёрные мхи, буйно разросшиеся между толстыми мохнатыми елями. Все вздохнули с облегчением, оказавшись в прохладном лесу. Однако воины сохраняли настороженность, чутко реагируя на малейшие звуки.
Камни и скалы здесь обросли лишайником, и их облеплял слой гниющей листвы. Шаги людей, стук копыт, скрип колёс - все звучало глуше, чем на перевале. Этот лес не возвращал ничего.
– Привал!
– Крикнул Олег.
Караван беспрепятственно добрался до родника, и массивные колеса фургонов остановились. Воины заняли оборонительную позицию, а погонщики поспешили к ручью, чтобы пополнить фляги и бочки водой. После они занялись животными и приготовлением скромного обеда для нашего отряда.
Я выбрался из кареты и, с удовольствием, потянулся, выгнувшись в пояснице. Почва у родника была истоптана и испещрена множеством следов людей и животных. Осмотревшись вокруг, я пошёл к роднику, чтобы выпить холодной воды. Мне было любопытно, сколько же следов, из числа отпечатавшихся здесь, оставлено коровами, украденными из епископства.
Наполнив ковш водой, я сделал несколько глотков, а остатки вылил в ладонь, умывшись и смочив шею. Полдень давно миновал: в лесу ничто не нарушала тишины, словно все живое погрузилось в сон - до тех пор, пока не спадёт жара. Вода холодила кожу, и я невольно вздрогнул. Если бандиты сидели в засаде и лишь ожидали удобного момента для атаки, то, пожалуй, этот момент уже настал. Внезапно лес заполнился тревожным птичьим гвалтом; погонщики спрятались за фургонами, а воины изготовились к битве.