Неприкаянный
Шрифт:
Но Рэн сказал, что это его альтер. Сущность, с которой Рэн делит сознание и составляет единое существо. Якобы их нельзя разделить, зато альтер может быть призван в материальный мир. А та светящаяся точка между ключиц - это анима, мост между материальным телом и энергетическим. Когда я спросил, почему она меняет цвет, пуэри ответил, что это зависит от настроения.
Но на этом странности пуэри не заканчивались. Каждый из их народа владел магией в той или иной степени. Они ничем не болели и жили по семь-восемь столетий (Рэну оказалось семьдесят девять лет). Силой и ловкостью тела пуэри значительно превосходили
Я слушал едва ли не с открытым ртом и думал: если бы пуэри ещё существовали, то я бы точно знал об этом. Но вслух этого, понятное дело, говорить не стал.
Чувствовалось, что Рэну нелегко даётся рассказ о своей расе, которая для него погибла только что, но он всё равно говорил. Я не мог понять, что им движет, но жадно внимал каждому слову. Мне редко доводилось узнать что-то настолько интересное, а природная любознательность постоянно требовала нового, так что беседа с пуэри буквально стала для меня глотком свежего воздуха. Я даже не заметил, как испарилось моё к нему недоверие, а потом настала моя очередь рассказывать.
Рэн, выслушав мою историю, сжатую примерно в полчаса повествования, покивал - как мне показалось, с облегчением.
– Я понимаю, почему ты подверг себя такой опасности, - пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Неужели?
– усмехнулся я.
– Даже я не уверен, что понимаю.
– Нет, всё логично. Не знать своих корней... это как не знать самого себя.
– Многие бы с тобой не согласились, - буркнул я, припомнив Отражение.
– Вопрос только в том, сможешь ли ты вовремя остановиться.
Я посмотрел на Рэна и ничего не ответил. Он говорил правильные вещи. Просто умение вовремя останавливаться - не то, чему меня научила жизнь.
Пока мы говорили, свеча почти полностью прогорела - её высота стала меньше, чем толщина. Я начал готовиться к возвращению: собрал остатки ингредиентов для заклинания, снова надел ремень с мечами.
– Наверное, как раз пора остановиться, - сказал я, разглядывая сточенный кусочек известняка.
– Раз уж я даже тут ничего не узнал, это, видимо, знак.
– Что-то случилось с Големом, - Рэн тоже поднялся.
– Может, он разрушился, когда погибли инферэри.
– Да какой уж там! Он заткнулся после второго вопроса!
Рэн вдруг очень оживился.
– То есть он всё же говорил с тобой? Что ты спросил?
– Сначала спросил, кто я такой, - с досадой ответил я.
– Потом как мне вернуть память. Оба раза получил односложные ответы. Потом спросил, кто мои родители, а он взял и замолчал. Наверное, я задал слишком много вопросов.
– Голем отвечает на любые вопросы, без лимита, - сказал Рэн, пристально глядя мне в глаза.
От этого взгляда мне стало не по себе.
– Может, ему надоело говорить?
– предположил я.
– Это Голем, а не капризная девчонка, - сказал пуэри с нажимом.
–
Повисла тишина. Я не понимал, к чему клонит Рэн, но смутно предчувствовал, что это мне не понравится.
– Я думал, он всезнающий, - осторожно сказал я.
– Нет, он черпает информацию из всеобщего событийного потока. И если он не ответил, значит сама вселенная не знает ответа на заданный вопрос.
Я рассмеялся, но Рэн меня не поддержал. Он был смертельно серьёзен.
– Разве так бывает?
– спросил я, чувствуя, как в животе всё скручивается в тугой комок.
– Бывало несколько раз, - анима пуэри постепенно наливалась синим.
– В случаях, когда появлялись парадоксы.
Я глупо таращился на Рэна, совершенно сбитый с толку. Как будто я должен был что-то понять, но никак не мог ухватить нужную мысль за хвост.
– Это когда происходит невозможное, - пояснил Рэн, и его губы сжались в тонкую линию.
– Когда дважды два вдруг становится пять, или цвета превращаются в звуки - то, чего вселенная не может принять. Парадоксы порождают такое событийное эхо, что целые миры могут превратиться в крошево ни с того ни с сего. У моего народа есть... были предания о том, что происходило после парадоксов. Поверь, ты не захочешь их услышать.
У меня вдруг пересохло в горле - хотя это возможно потому, что я пил последний раз несколько часов назад. Заныли шрамы от тролльего кулака. Я задрал голову, увидел тающую свечу. И подумал: «Почему свеча?» А потом: «Интересно, у Лины была такая же ассоциация?» Рэн молчал, словно ждал от меня чего-то - а я не хотел думать о том, что он сказал. Как будто если я об этом подумаю, то что-то изменится, сдвинется навсегда, и не в лучшую сторону.
– Ты должен узнать, почему он замолчал, - отчётливо проговорил пуэри.
– Это очень важно. Очень.
– Он сделал паузу и добавил: - Иначе быть беде.
– Разве я не подстегну беду тем, что начну разбираться?
– Она в любом случае случится. Чем больше проходит времени, тем меньше шансов повлиять на события.
– Да откуда ты это знаешь?
– опомнился я.
– Вас что, и этому учат с малых лет?
– Логически мыслить? Представь себе - да.
– И с чего ты взял, что это всё - моё дело? Речь вообще-то шла о моих родителях!
– Ты что, не понимаешь?
– едва ли не прошипел Рэн, прожигая меня взглядом.
– Если бы они когда-либо существовали, Голем назвал бы тебе их имена.
И тут у меня в голове словно прорвало плотину. Вот оно - то, о чём я не хотел задумываться. «Нельзя вернуть то, чего ты не лишался». Родителей не было. Я - человек... Сейчас. Как можно быть человеком - сейчас? Парадокс. Как дважды два - пять. Памяти не было, потому что меня самого не было. Или был, но не человеком. Ведь раньше - это не сейчас. Раньше - это никогда. Я появился... как же я появился?
В ушах застучала кровь, да так громко, что я сдавил голову руками. Свеча надо мной таяла, а я совершенно не был готов к тому, что произойдёт. И к тому, что произошло - тоже. С самого начала, с самого первого дня всё было не так. Иначе. И восемь лет жил - не я, а тот, кого раньше не было. Интересно, тот, у кого никогда не было родителей, может считаться сиротой? А человеком?