Непримкнувший
Шрифт:
Как рассказывали мне в ряде провинций, аграрные преобразования проводились при самом активном участии широких масс крестьянства и явились для них хорошей революционной школой. Происходило это так.
В деревню для проведения аграрной реформы прибывала группа партийных и земельных работников. Вместе со всеми крестьянами производился тщательный учет всех земель, других средств производства и имущества помещика. Затем устанавливалась родословная, жизнь, деятельность и поведение помещика и членов его семьи. От крестьян принимались по этому поводу письменные и устные заявления и делались опросы. Часто вскрывалась картина безудержного произвола: у такого-то крестьянина помещик изнасиловал дочь, такому-то давал ссуду на ростовщических условиях, такого-то изувечил побоями и т.д. Каждый факт тщательно рассматривался,
Если в поведении помещика устанавливался криминал, крестьяне решали его судьбу: изгнание из деревни, смертная казнь или другое наказание. Если криминала не оказывалось и помещик с семьей высказывал намерение заниматься сельским хозяйством, ему выделялся земельный надел и другие средства производства наравне с трудящимися крестьянами.
В результате аграрной реформы около 300 миллионов батраков, мелких арендаторов, безземельных и малоземельных крестьян и членов их семей получили землю и другие средства сельскохозяйственного производства. Народное государство начало оказывать помощь трудящемуся крестьянству кредитами, ссудой семян и в других формах. В деревне начали создаваться госхозы и кооперативы.
Положение китайского крестьянина стало меняться к лучшему, стали отходить в прошлое массовые голодовки и смертность от голода, хотя до обеспеченной жизни было ещё очень далеко.
— Мы не едим больше кору, — говорил Мао, — но мы имеем всего лишь одну миску риса в день.
Мы были в деревне в осеннюю пору, когда производился сбор урожая. Крестьянин в эту пору был относительно сыт. Но эта сытость далеко не для всех круглогодовая. Многие крестьяне с тревогой думают, как дотянуть до весны: «желтое (т.е. зерновые, урожай) с зеленым (т.е. весенние зеленые овощи) не сходится». Но так или иначе аграрная революция заложила основы постоянного подъёма сельского хозяйства, и были открыты пути к тому, чтобы покончить с извечной нуждой и нищетой крестьянства.
Провозглашение в 1959 году Мао Цзэдуном политики «трех красных знамен» и переход к искусственному насаждению в деревне нежизнеспособных коммун спутало все карты и снова отбросило сельское хозяйство Китая далеко назад.
Я смотрю на мелкие и мельчайшие участки полей и садов, обработанные с такой тщательностью и любовью, руками, всё руками. Смотрю на убогие фанзы, в которых нет не только электричества, но и керосиновых ламп, и с заходом солнца без малого шестисотмиллионная деревня погружается во мрак, и только кое-где зажигаются очаги. Смотрю на эти бесконечно дорогие мне лица китайских тружеников, изъеденные ветрами и солнцем; на их потрескавшиеся, узловатые, чудотворные руки. Смотрю на их выцветшие и залатанные синие хлопчатные пары. Смотрю, и в голове у меня — бескрайние, как океан, пшеничные поля Поволжья, с вереницей первоклассных тракторов и комбайнов на них. Тридцати— и пятидесятитысячные станицы Краснодарья, с городским благоустройством квартир, с радиоприемником и телевизором в каждой семье. Залитые светом миллионов электрических лампочек кишлаки. Дворцы культуры, школы, больницы, дома дехкан в Ферганской долине; диво-дивное — праздничные одеяния девушек, в сафьяновых сапожках, с бусами на шее, с многоцветными лентами в волосах (где-нибудь под Полтавой). Я вспоминаю это всё и думаю: у нас ещё уйма нерешенных задач в Деревне. Много неблагоустроенности, отсталости и прямой нужды. Но как мы всё-таки значительно шагнули вперед, чтобы создать крестьянину условия труда и быта, достойные человека социалистического общества. Китайцы в этом отношении находятся лишь в начале пути. Не беда! Китай владеет необъятными материальными и трудовыми ресурсами. Китайцам присуща феноменальная дисциплинированность. При правильном партийном руководстве китайское крестьянство сможет пробежать расстояние от феодальной отсталости к социалистической цивилизации в исторически кратчайшие соки, хотя трудности на этом пути будут колоссальные.
Но вот закончились сельские ландшафты. Мы — в Тяньцзине. Это третий по величине город Китая, после Шанхая и Пекина. В Тяньцзине 2,7 миллиона жителей, из них 570 тысяч промышленные рабочие.
После народной революции, покончившей со всеми формами империалистического засилья, построены заново или реконструированы предприятия металлургической, машиностроительной, бумажной, химической и других отраслей промышленности.
Секретарь горкома партии Хуан Хоцин был в Москве студентом Коммунистического университета трудящихся Востока. Слушал лекции Сталина. Сейчас Хуан Хоцин, заместитель мэра города и руководитель городского комитета профсоюзов знакомят нас с Тяньцзинем. Вполне современный, европейского типа город. Многоэтажные дома. Великолепные особняки, принадлежавшие некогда зубрам финансового капитала. Благоустроенные отели. Большие магазины. Теперь всё это народное достояние. В бывшем Английском клубе теперь Рабочий клуб. В одном из лучших зданий города — Дворец культуры. Вот государственный банк, Университет Бэйян, Университет Нанькай. Консерватория. Театры.
Мы осматриваем крупную текстильную фабрику: 7000 рабочих. Она принадлежала прежде японскому капиталу. Теперь это китайское народное предприятие. Светлые цеха. Чистые натертые полы. Работницы в опрятной спецодежде. Современные автоматические станки. Обрамленная красным кумачом Доска социалистического соревнования. Портреты передовиков.
Беседуем с рабочими, инженерами, дирекцией о производстве, условиях труда, заработной плате.
Н. Хрущев, как обычно, весьма активен. Интересуется всем и старается демонстрировать свое знание техники и технологии производства. Он тут же дает многочисленные указания, что нужно делать и чего не нужно делать. Китайские собеседники с непроходящей улыбкой ритмично качают головами сверху вниз: они полностью согласны со всеми указаниями. Глядя на эти лица с обнаженными улыбкой рядами белых и желтых зубов, на полные доброжелательства взгляды и ритмичное покачивание головами, невольно думаешь: они так нам верят во всём. Они так дисциплинированны во всём, что, конечно, полностью согласны с тем, что сказал им Хрущев, что он и другие советские люди говорят им сейчас и что они могут сказать впредь.
Во время обеда, устроенного для нас во Дворце культуры, было много тостов — горячих, сердечных, искренних. Во всём сквозила непоколебимая убежденность, что советско-китайская дружба — на веки веков. Возвращались в Пекин после захода солнца. Деревни по обе стороны дороги погружены были в непроглядную тьму.
В 24 часа специальным экспрессом выехали в Шанхай. Вполне комфортабельное купе: две откидные кровати, письменный стол, вращающееся кресло, большое зеркало, умывальник, вентилятор. Обслуживает нас милая и обходительная китаянка Ван. Она окончила 8 классов и готовится к продолжению образования.
Утром въехали на территорию Восточного Китая (147 миллионов населения). Эти огромные массы людей ощущаются просто физически, видны на поверхности страны. Лил дождь. Но на всей Великой китайской равнине, буквально на каждом метре её, шла напряженная работа. Крестьяне — мужчины и женщины, подростки, дети, в соломенных накидках, многие не прикрытые зонтами, копошились на своих полях. Здесь работа круглый год: сеют, культивируют и снова сеют — рис, чумизу, гаолян, арахис, морковь, лотос, пшеницу, кукурузу, картофель. Любовно обрабатываемая земля дает 2-3 урожая в год.
Взорам предстала Хуанхэ (Желтая река), вторая по величине река Китая. На 3600 километров катит она свои воды. Она действительно желтая, так как обильно насыщена илом от размывания отложений лесса; желтая, как наша Амударья. Река буйная, капризная, меняющая свое направление. Река, которая несет людям жизнь, хлеб насущный, но и великие бедствия, когда выходит из берегов, крушит плотины, дамбы и пожирает труд десятков миллионов крестьян.
Перед Нанкином наш поезд на паромах перебросили через Янцзы — самую крупную реку Китая (длина — 5200 километров) и одну из величайших рек мира. И вот мы в южной столице Китая — Нанкине.