Непримкнувший

Шепилов Дмитрий

И вот наш «Ил-14» мягко опускается на кантонском аэродроме. Воздух прогрет до 35 градусов и напоен тропическим дыханием и влагой Южно-Китайского моря. Кантонцы никогда не видели снега. Средняя температура января составляет 14—16 градусов.

Облик Кантона неповторим, он совершенно непохож ни на Пекин, ни на Шанхай. Более чем миллионный город раскинулся по берегу реки Жемчужной. Она действительно желтовато-белесая, эта река. В «новом городе» — прямые, широкие улицы, много современных европейских зданий. Первые этажи домов с придорожной стороны представляют собой сплошные галереи, идущие от дома к дому. Галереи эти защищают идущих по улице людей от палящего зноя. Здесь расположены университет, основанный 30

лет назад Сун Ятсеном, и другие высшие учебные заведения, большие магазины, театры, лицеи, большие детские сады и ясли. В «старом Кантоне», с его узкими кривыми улочками, низкими домами, примитивными кустарными мастерскими и убогими лавчонками сохранились черты «вековой дремотной Азии».

Мы — на берегу реки Жемчужной. Куда ни кинешь взгляд, огромные «плавучие кварталы». Это — десятки тысяч поставленных на прикол джонок и сампанов. Здесь, по словам кантонских друзей, при гоминьдановцах проживало не менее 200 тысяч самого неимущего люда. Здесь из-за антисанитарии косили людей тяжелые эпидемии, вплоть до холеры, чумы, черной оспы. Теперь народная власть принимает меры к полной ликвидации плавучих кварталов. Но пока тысяч 50—60 кантонцев ещё живут на воде.

Мы внимательно изучили, что же такое джонка.

Каждая джонка или сампан — это жилой дом, перегородки делят его на комнаты, балдахины или доски служат крышей. Некоторые джонки внутри красиво отделаны и чисто содержатся, другие представляют собой отталкивающие клоаки.

Везде идет варка пищи, стирка белья, возня с детьми. Мы беседуем с обитателями сампанов. Перевозчик грузов, резчик по кости, рикша, чернорабочий — люди самых различных профессий. Молодые кантонки игриво предлагают покататься на лодках; безработица и нужда ещё очень велики, и проституция далеко не упразднена.

Мы бродим по улицам. Множество людей в магазинах, лавчонках, харчевнях, у крошечных мастерских кустарей. Магазины, лавки и лотки завалены всякими изделиями. Здесь на поверхности видны следы прежних мануфактур и ремесленных гильдий.

Вот ряды мастеров, занятых резьбой по слоновой кости. Подхожу к хозяину ремесленной мастерской. Он же единственный её работник, продавец своих изделий. Он же — глава многочисленного семейства. Небольшого роста. В полуистлевшем и многократно залатанном одеянии, босиком. Кажется, что весь он состоит из костей и выжженной морщинистой кожи. Живые умные глаза и добрейшая, милая улыбка. Вся его мастерская размером с крышку письменного стола. Крошечный верстачок. Сверло от ножного привода, несколько самых примитивных ножичков и шил. Вот и всё. И этим инструментом он заканчивал как раз делать башенку из слоновой кости такой тончайшей работы, такого художественного совершенства, что башенка с достоинством могла бы занять почетное место в музее.

Я высказал этому волшебнику свое восхищение. В ответ глаза и всё его измученное в трудах лицо озарилось таким счастьем, что, кажется, в благодарность он готов был отдать мне всё, что сотворили его золотые руки.

Ту же картину видел я в соседних рядах у мастеров по бамбуку и шелку — вееров, чемоданов из буйволовой кожи, шкатулок, плетеных корзин, шляп, жестянщиков, мебельщиков, игрушечников, мастеров лака, кружев, фарфора… И я думал: если дать этому народу в руки технику, современную могучую технику, то при их неприхотливости, трудолюбии, дисциплине китайцы, одни только китайцы могут завалить весь мир самыми добротными продуктами и товарами. А ведь наряду с китайцами существуют и другие огромные миры: русские, индийцы, африканцы, американцы, французы, итальянцы… Как богата и красна станет жизнь, когда мы покончим на всей земле со строем частнокапиталистического свинства.

На море тайфун. Иногда он причиняет большие бедствия: на Хайнане и других прибрежных островах сносит целые

селения, валит огромные рощи. Но пока он ещё далеко, и кантонцы живут обычной жизнью. Город — как муравейник.

Кантонцы внешне больше похожи на малайцев, индокитайцев или индонезийцев. Отличны они от Севера и Центрального Китая и по одежде. В Кантоне и вообще в провинции Гуандун почти не встретишь синих хлопковых пар. Кантонцы в большинстве своем ходят в одежде из черной ткани. У кантонок блестящие черные волосы, зачесанные назад. Много женщин ходят и работают с ребенком, привязанным платком на спине. Малыши стоически переносят свою незавидную участь— смотреть всё время в спину матери. На головах у кантонцев соломенные широкополые шляпы, на многих нанесены иероглифы. Я покупаю себе такую шляпу. Она и теперь часто напоминает мне далекие и дивные края у реки Жемчужной.

Зной тем временем становится одуряющим. Но биение жизни города не ослабевает. По улицам тянутся разномастные автомашины, рикши, велосипеды, упряжки с ослами и буйволами. Вереницы босых кантонцев с коромыслами на плечах тащат в корзинах бананы, виноград, ананасы, персики, апельсины, лимоны, диковинный для нас фрукт личжи, пахнущий смешанным ароматом абрикоса, ананаса и чайной розы. Всюду лотки, тележки, лавчонки, походные харчевни со всякой снедью и зеленью. Настоящий водоворот на набережной. Тут гиканье носильщиков, гудки автомобилей, звонки трамвайных колоколов. И пронзительный вой электрических звонков, которыми регулировщики направляют уличное движение. Сколько необычных красок, шумов, ароматов. В отличие от Пекина и Шанхая здесь почти нет европейцев. Поэтому мы привлекаем общее внимание, особенно мальчишек, они гурьбой с криками сопровождают нас от дома к дому.

При выезде из Пекина кто-то из китайских лидеров сказал мне:

— Будете в Кантоне, обязательно посетите кантонский рынок, он существует многие века, и там много интересного.

И вот мы на рынке. Зрелище действительно незабываемое. Огромные ряды со снедью: зеленью, фруктами, мясом, рыбой… Вот лавки с освежеванными тушками. Они напоминают тушки баранов, и только большие хвосты выдают их родословную: это— собаки. Хвосты не отрубаются для доказательства, что это именно собаки, ведь собачье мясо дороже бараньего и говяжьего. В соседних рядах и лавках продаются черепахи, кошки, какие-то неведомые мне животные, напоминающие ящериц, но обросшие рыжей шерстью. Всё это идет кому-то на стол.

Когда мы отправлялись в поездку по стране, Мао Цзэдун, в числе других рекомендаций, предупреждений и напутствий сказал, улыбаясь:

— Когда будете на нашем Юге, вас, конечно, будут угощать змеями. Не смущайтесь. Впрочем, это принято у нас не только на Юге. Да это и понятно: если бы кантонцы не ели змей, змеи съели бы всех кантонцев.

И вот мы в змеиных рядах кантонского рынка. В проволочных клетках змеи разной величины и расцветок. Недвижимо лежит толстенный удав. В других клетках змеи разных пород сплелись в клубки. Покупатель подходит к продавцу с лукошком, сделанным из выдолбленной тыквы. Особой палкой с расщелиной на конце хозяин зацепляет облюбованную змею около затылка и опускает в лукошко.

Я спрашиваю: ядовиты ли эти змеи? Китайцы отвечают:

— Ядовитые. Неядовитых мы не едим. Они — поганые.

Много интересного оставило в памяти посещение в окрестностях Кантона госхоза по выращиванию бананов, ананасов и каучуконосов.

Гуандунская деревня имеет свой особый облик. Красноземные почвы здесь богаты и плодородны. Обилие влаги и солнца позволяет выращивать по 3 урожая различных зерновых в год, а на овощном направлении хозяйства — по 5—7 урожаев.

Главная культура и главный продукт питания в этой зоне — рис. Но возделываются и многие технические и цитрусовые культуры; табак, арахис, джут…