Непризнанные гении
Шрифт:
Да, нужна недюжинная сила, дабы воспринять и снести этот дар: «Не всегда ведь вместится в слабом сосуде дар Божий, иногда лишь снести может его человек». Мне представляется, в этой мудрости и заключается разгадка феномена человеческой гениальности. И многие художники могут внутренне почувствовать, что эти слова И. Х. Ф. Гёльдерлина обращены именно к ним:
В снах утра и в бездне вечернейЛови, что шепнет тебе Рок,И помни: от века из тернийПоэта заветный венок.Гениальность как богоприсутствие
Гений – уста Бога.
Творчество человека – продолжение миротворения, важнейшая форма реализации его божественных сил. Человек-творец есть продолжатель и соучастник Божьего творчества. Как писал П. Флоренский, если есть «Троица» Рублева, значит есть Бог. С возникновением человека начинается новый этап эволюции – творческое участие творения в мировом деле Творца, именуемое историей, культурой, искусством, восхождением духа. Как и мистика, гениальное творчество есть глубина и вершина духовной жизни, соединительное звено между небом и землей, способ прикосновения к божественной тайне. Иными словами, природа гения божественна, сопричастна Абсолюту или Мировому Духу. Рождение Бога в человеческой душе есть подлинное рождение человека. Рождение Бога в человеческой душе есть движение от Бога к человеку, когда Бог нисходит в душу человеческую.
Святые книги всех религий не случайно называют боговдохновенными: скажем, Священное Писание интерпретируют как текст, продиктованный Богом, где каждая фраза в буквальном смысле дана свыше. Будучи Словом Божиим, Библия в то же время является и словом человеческим, голосом тех душ, которые пережили высший опыт богоприсутствия. В притчах, пророчествах и псалмах священные авторы стремились выразить тайну этого опыта доступными им средствами.
Уже древние греки и римляне видели в гении высшее существо, общающееся с богами. У эллинов гений олицетворял полноту душевных сил и пророческое начало. Можно говорить о делегировании человеку части творческой силы Бога – не потому ли столь часто решаемые человеком задачи превосходят его персональные творческие способности? Не потому ли о человеке иногда говорят как о «лирическом» творении Бога, в котором Бог хочет «высказать» Себя? [17]
17
Автор имеет в виду идею С. Л. Франка, высказанную в книге «Реальность и человек», с. 424.
Согласно апостолу Павлу, гений, одаренный творческой свободой и реализующий Бога в себе, всецело обращен к высшему промыслу, к небу, к Творцу. Он, так сказать, соучастник божественного процесса, творящий в «восьмой день».
Как проявление Бога в человеке, гениальность онтологически непознаваема: мы можем видеть ее внешние проявления, но не глубинную сущность. Иначе говоря, природа гения уходит за горизонт нашего познания, как это случается со всем божественным в мире. Вообще, существует некий тотальный принцип определенности, согласно которому, сосредотачиваясь на одной стороне чего бы то ни было, мы затуманиваем все остальные.
Идея творчества как богоприсутствия принадлежит Блаженному Августину: в последней глубине единственная положительная творческая сила есть Бог, и человек, лишенный связи с небом – совершенно бессилен. Фома Аквинский несколько изменил это соотношение, сделав его более естественным, двуединым: «Мы должны молиться, как если бы всё зависело от Бога; мы должны действовать, как если бы всё зависело от нас самих».
Антропный принцип, согласно которому возникновение Наблюдателя в процессе эволюции заложено изначально Богом, является основным принципом мистики, согласно которому Бог являет себя человеку в откровении, когда приходит время достичь его. Человек создан в процессе эволюции для открытия Бога – очень ясно по этому поводу высказался Якоб Бёме в своей космографии: «Весь этот мир – большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отца к сотворению существа, чтобы смысл великого чуда открылся, и тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и всё это было в Его намерении».
«Глубинное основание Бога» уходит в сокровенную темноту души. Когда Я. Бёме однажды
Иными словами, человек – орган познания Божества, служащий постижению творения и в нем Творца. Аналогичная мысль обнаруживается у большинства мистиков. Например, Ипполит Римский, живший во II веке, писал: «Начало завершения – это познание человека, познание же Бога – это достигнутое завершение». Еще одна важная идея – сопряженность божественной любви и познавательной способности человека. Бог есть любовь – поэтому «воля Бога записана в нашем сердце».
Бог нисходит к нам постоянно, независимо от того, осознаем мы это или нет; и Он нуждается как в нашей активности, так и в плодах этой активности, которая разворачивается таким образом, что ни активность никогда не мешает плодотворности покоя, ни плодотворность покоя – активности, а они лишь усиливают друг друга. И это – причина того, что обращенный внутрь себя, созерцательный человек проживает свою жизнь в соответствии с этими двумя путями, в покое и в трудах. И в том и в другом этот человек пребывает полностью, но каждый по-своему, индивидуально неповторимо, полностью пребывая в Боге, в добродетельности своей, исполненный покоя плодотворности, и в то же время, полностью пребывая в самом себе в добродетельности своей деятельной любви.
Рисуя путь мистика ко вратам Града Божьего, Я. Рейсбрук ставит свободный дух над здравым смыслом и просветление (Вечное Сияние) над разумом: Бог открывает себя в «самой сокровенной сущности души, где силы души преобладают над разумом и где в своей простоте они и претерпевают божественную трансформацию»: «Когда любовь несет нас выше всех вещей и за пределы их, выше чем в свет, в Божественную Тьму, в которой мы подвергаемся воздействию Вечного Слова, которое является образом Отца, и преображаемся им; и подобно тому, как воздух пронизывается солнцем, так мы в бездеятельности духа обретаем Непостижимый Свет, обнимающий нас и пронизывающий нас. И этот Свет является не чем иным, как бесконечным смотрением и видением. Мы наблюдаем то, что мы есть, а мы есть то, что мы наблюдаем, поскольку наша мысль, жизнь и бытие возвышаются в простоте и делают нас едиными с Истиной, которая и есть Бог».
Майстер Экхарт, раскрывая содержание мистического опыта и говоря о соотношении между Богом и человеком, окончательно преодолевает различие между Творцом и творением: «Бог есть, если есть человек. Когда исчезает человек, исчезает и Бог. Сам Творец возникает или проявляется вместе с творением. Это и есть теогонический процесс, идущий в божественной Бездонности». «Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом».
«Бог обязан действовать, обязан излить Себя в тебя, как только Он увидит, что ты к этому готов». «Ведь мы, люди, имеем одну книгу, которая ведет нас к Богу. У каждого она внутри него, и представляет она бесценное Имя Бога. Ее буквы – это пламя Его любви, которую Он в бесценном Имени Иисуса открывает нам в Своем сердце. Читай эти буквы в своем сердце и духе, и с тебя довольно этой книги. Все писания детей Бога направляют тебя к этой книге, потому что в ней заключены все сокровища мудрости… Эта книга – «Христос в тебе».
Для того чтобы Бог стал могучим двигателем души, Он, по словам М. Экхарта, «должен снова и снова рождаться в душе». Наверное, потому «Христос родился, родится и будет родиться»… Чтобы измерить душу, нам придется измерить Бога, поскольку Первооснова Бога и Первооснова души одна и та же.
Мистическое единство М. Экхарт понимал в том смысле, что всё земное буквально «напичкано небесным», что Бог, как о том писал еще Плотин, «не есть внешнее по отношению к чему бы то ни было, но присутствует во всех вещах…» Если Бог – во всем и в некотором смысле есть всё, то Его можно обнаружить в самом себе. «И если ты родился в Боге, то и внутри тебя (в круге твоей жизни) присутствует нераздельное Сердце Бога».