Непрочитанные письма
Шрифт:
Разговор поначалу шел вяло — про то, что срок носки валенок завышен, а галош к ним не выдают и вовсе, что шахмат нет и телевизор не работает, что газеты приходят поздно, а в столовой наладились готовить из кур все, разве что кроме компота. Путилов, новый начальник УБР, неправдоподобно молодой для этой должности человек (тридцать один год всего), поглядывал на всех изучающе; его зам Плетеницкий монументально застыл в кресле, по обыкновению подняв воротник кожаного пальто; Иголкин стоял в проходе, пробуя на прочность стойку, словно собираясь выдернуть ее из гнезда; Макарцев перелистывал пухлый ежедневник.
Потом Демин, сменный буровой мастер, хрупкий молоденький паренек, сказал:
— Отчего вы
Макарцев отложил ежедневник, с нескрываемым интересом поглядел на Демина, словно видел его впервые. Хотя, разумеется, не впервые. Помнится, мы и весной к Демину заезжали, когда собрались с Макарцевым в Нягань «на воскресный вечерок». Тот же 104-й куст был тогда, только при свете неутихающего дня выглядел он иначе, чем полярной ночью... Наверное, Макарцев сейчас и ответит Демину. Как бывший технолог. Отличный, говорили все на Самотлоре, технолог. И как начальник ЦИТС в Нягани. «Главная моя, как начальника ЦИТС, задача — дать технологическое обеспечение всех процессов бурения...» Так говорил ты весной, Сергеич. Помнишь?..
Иголкин с сожалением выпустил из рук хромированную стойку — не удалось ее раскачать, сказал Демину:
— Что же ты, Юрий Владимирович, на опорно-технологические скважины нападаешь? Площадь у нас — уникальная. Работать трудно — многое впервые. Слоистые аргиллиты. Большие глубины. Как же к этому подступиться грамотно без опорно-технологических скважин? На любое долото, на любой химреагент составляется программа испытаний. Испытания позволяют установить оптимальные режимы их применения. Неужели не ясно? А? Конечно, случается так, что и мы, руководители, вас подводим. К отбору керна, к примеру, мы оказались не готовы, вы потеряли две недели. Между прочим, мы их вам сактировали. Но последнее осложнение?! А? Кто ствол потерял? Кто турбобуром в чужую скважину влез? Молчишь, Юрий Владимирович. Ладно, молчи. Мы не виноватых искать сюда приехали, а чтоб вместе подумать, решить, как вам нормально работать... -
— Как можно работать нормально, если химреагентов не дают? Просишь десять мешков КМЦ, присылают пять. Разве это работа? А с водой нервотрепка? Да по каждой заявке — глотку сорвешь, пока хоть что-нибудь получишь! Каждое селекторное совещание — это же плач! Дайте то, дайте это… Сейчас дайте! А нам — завтра. Или послезавтра...
Плетеницкий поерзал в кресле, сказал:
— В нашей работе было много недостатков, не отрицаю. Но мы делаем себе резюме. Мы меняем структуру, меняем систему.
Плетеницкого я видел несколько раз во время селекторных совещаний, и, припоминаю, зрелище то было не для слабонервных. После каждого отчаянного вопля по рации он решительно вскакивал, бросал: «Да что они там!.. Какая ерунда. Счас сделаем...» — скидывал до половины кожаное пальто, всем своим видом выражал готовность лично грузить на «Урал» турбобур или контейнер, а затем мирно устраивался на стуле, — как в «кольце» при озвучивании фильма.
— Может, не надо менять структуру или там систему, — осторожно заметил Демин. — Может, нужно просто заявки в срок выполнять.
— А-а, — махнул рукой Плетеницкий. — Тут важность роли не играет...
И осекся, наткнувшись на взгляд Путилова. Путилов, молодой человек с аскетическим лицом, заметно начавшими редеть волосами, по манере действовать и говорить напоминал Нуриева: решителен, крут, несентиментален. И фразу строит отчетливо, определенно, законченно. «В управлении нет элементарной исполнительской дисциплины, нет и не существовало никогда учета материальных ценностей и учета рабочего времени...
В управлении больше тысячи человек; в количественном смысле достаточно, надо пересматривать состав в качественном отношении...» — это лишь некоторые из его высказываний, записанные мной во время нашей беседы. И еще одна черта сближала его с Нуриевым — нескрываемая, болезненная неприязнь к людям, которые начинали здесь и совместными усилиями довели управление и промысел до полного краха. Вникать в подробности, отделять зерна от плевел, пристально рассматривать каждую судьбу не было у Путилова ни желания, ни времени. Он и имен-то ничьих не назвал, говорил обобщенно: «Служба главного инженера... Служба главного технолога... Служба начальника ЦИТС... Служба начальника БПО...» Нуриев был в этом смысле еще последовательнее. Когда в нашем с ним разговоре возникло имя Макарцева, Нуриев заявил безапелляционно: «А-а! Не тот человек! Тут бывший начальник УБР подобрал контингент!» Заметив недоумение на моем лице, он добавил: «Вообще-то я лично Макарцева не знаю...» — «А я знаю его одиннадцать лет, — сказал я. — Прекрасный специалист, безотказный трудяга...» — «Может быть, — недовольно произнес Нуриев. — Может быть... Только теперь всем им — всем! — надо доказывать, на что они способны!» Да-а, подумал я, ситуация. Опять доказывать. И снова доказывать. И снова. Потом некие вышестоящие инстанции решат, что Нуриев и Путилов недостаточно шустры в выполнении поставленных перед ними задач, заменят их, а Макарцеву с Иголкиным, если они уцелеют в предыдущем «раунде доказательств», придется вновь и вновь подтверждать свою профессиональную пригодность. Увлекательная перспектива.
— Какие обязательства на будущий год вы предполагаете взять, Юрий Владимирович? — спросил Путилов у Демина.
— Сорок тысяч.
— Сорок? — удивился Иголкин. — Так вы уже делали сорок тысяч. Достигнутый результат! Какая же это цель?
— Сорок, — твердо сказал Демин. — И только в том случае, если будет нормальное обеспечение.
— Несерьезно это, Юрий Владимирович, — медленно произнес Путилов. — Несерьезно. Лучшая бригада управления — и только под ноги себе смотрит?!
— Но у нас переезд на другой куст, — оправдывался Демин. — Зимний переезд. Мы же полмесяца только ломиками долбиться станем!
— Та-ак, — сказал Путилов. — Разочаровали вы меня. Сильно разочаровали... Для чего мы сейчас, под конец года, разъезжаем по всем буровым столь усиленной командой?
— Познакомиться захотелось, — хихикнул кто-то. — Пока дорога есть. А начнется весна...
Путилов улыбнулся. Хорошая у него оказалась улыбка, мягкая, но он согнал ее.
— Познакомиться успеем, — резко сказал он. — А пока мы хотим выяснить и ваши претензии, и ваши возможности. Насчет претензий — ясно. А возможности?.. Ладно, давайте по порядку. О вопросах обеспечения. Я, как вы знаете, здесь человек недавний, но кое-что уже заметил, и это «кое-что» показалось мне любопытным. Все оборудование вы получаете новехонькое, с иголочки! Для того чтобы вас — а теперь, значит, нас — обеспечить химреагентами, срезают лимиты Сургуту, Нижневартовску, Нефтеюганску. Дело не в том, что химреагентов не хватает. Дело в том, что не налажен их учет.
— Сделаем, Александр Евгеньевич! — встрепенулся Плетеницкий.
— Мы съели химреагенты, положенные на триста двадцать пять тысяч метров проходки, — подал голос Иголкин, — не пробурив и ста пятидесяти...
— Вот именно, Николай Николаевич, — сказал Путилов. — Пять или десять мешков КМЦ надо — это не разговор. Не тот уровень разговора. Необходимо иметь четкое соотношение затрат на метр проходки. Ясно? Не обещаю, что мы будем выполнять все наши заявки. Такого не будет. Все будет приведено с истинными потребностями производства.