«Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.
Шрифт:
Паёк в июне 1921 г. чекисту-оперативнику полагался в размере 50 % боевого красноармейского и 50 % тылового красноармейского и составлял для Черепановского политбюро Новониколаевской губчека (в месяц): муки — 17 кг, мяса и рыбы — 4,5 кг, крупы — 2,6 кг, сахара или мёда — 0,9 кг, сливочного масла — 0,9 кг, сухих овощей — 0,5 кг, соли — 0,8 кг, дрожжей — 50 г., чая — 30 г., перца — 20 г., мыла 200 г., спичек — три коробки, курительной бумаги — 5 листов. Впоследствии действовала система периодических денежных и натуральных поощрений, на что уездные и губернские исполкомы выделяли средства. Летом 1921 г. зарплата оперработника политбюро составляла 5.800-6.600 руб., у заведующего политбюро — 8.800 руб. Зарплата в 1926–1929 гг. составляла 70-135 рублей у оперативников, 145–183 руб. у начальников отделений окротделов и выше [381] .
381
ГАНО.
К моральным поощрениям относились благодарности и грамоты от чекистских и советских учреждений, награждения часами, именным боевым и охотничьим оружием, собраниями сочинений Ленина, портретами Дзержинского. Крупные чекисты иногда награждались орденами Красного Знамени, а главной ведомственной наградой являлся серебряный значок Почётного работника ВЧК-ГПУ.
Чекисты полпредства жили в общежитиях, где постоянно вспыхивали конфликты друг с другом по причинам взаимной неприязни и низкой культуры. Полпредством периодически объявлялись учебные тревоги, после которых подсчитывалось количество сотрудников появившихся на службе более чем через 20–25 мин., с неисправным оружием либо вообще без такового, с нарушениями в форме одежды и проч.
Условия чекистской работы (ненормированный рабочий день, постоянные разъезды, участие в многочасовых ночных допросах, а также расстрелах) прямо отражались на состоянии здоровья оперативников, многие из которых подорвали свои силы ещё в гражданскую войну. Так, у начальника СОО Новониколаевской губчека С.А. Евреинова, расстреливавшего сотнями, был психоз, из-за чего ему пришлось покинуть «органы». Начальник ЭКО Алтгубчека С.Б. Овчинников (Аленев) в феврале 1922 г. был уволен по собственному желанию как нервнобольной. В 1929 г. в связи с эпилепсией уволили начальника Ачинского окротдела ОГПУ К.П. Болотного [382] .
382
ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.1. Л.29 об.; Ф. п-10. Оп.1. Д.970. Л.38; Тепляков А.Г. "Сексотка Люба…" С.72.
В середине 1920-х гг. около сотни чекистов полпредства страдали неврастенией, а ещё у 14 человек психические проблемы были более серьёзными. В июне 1928 г. Л.М. Заковский отмечал, что у 92 % сотрудников обнаружены заболевания, в основном нервные и сердечные. Назначенный в 1929 г. начальником ДТО ОГПУ Омской железной дороги Ф.М. Платонов жаловался, что его былая рана в голову «отражается на правильной работоспособности мозгов». Из циркуляра ОГПУ СССР от 15 февраля 1930 г. следовало, что «материалы заболеваемости сотрудников ОГПУ показывают значительное распространение на них психоневрозов, туберкулёза и ревматических заболеваний», которые являются основными причинами увольнения из ОГПУ. Защищая здоровье чекистов, в середине 20-х гг. половину сотрудников полпредства удовлетворяли путёвками в дома отдыха и на курорты [383] .
383
Тепляков А.Г. "Портреты сибирских чекистов…" С.75; Исаев В.И., Угроватов А.Л. "Правоохранительные органы Сибири…" С.147; ГАРФ. Ф.374. Оп.27. Д.489. Л.205: "Чекисты Мурмана". — Мурманск, 1990. С.25; ГАНО. Ф. п-1204. Оп.1. Д.4. Л.151.
Одной из главнейших черт чекистского быта должна была являться строгая конспирация. Приказом ОГПУ от 24 января 1925 г. печати запрещалось затрагивать вопросы структуры аппарата, методов работы и даже быта сотрудников ОГПУ. Полпред Л.М. Заковский в октябре 1927 г. выпустил приказ, в котором прямо запретил работникам аппарата полпредства в разговорах и письмах высказываться относительно работоспособности и личных качествах периферийных сотрудников, поскольку слухи и предположения о тех или иных возможных кадровых перестановках нервировали, по мнению полпреда, местных чекистов и делали их «не вполне работоспособными» [384] . Но сомнительно, чтобы этот приказ повлиял на степень разговорчивости чекистов.
384
"Лубянка…" С.38; ГАНО. Ф.911. Оп.1. Д.1. Л.30,246.
Быт чекиста был законченным до пародийности воплощением особенностей быта советского. Ведомственный коллективизм требовал ограничения круга знакомств сослуживцами. Чекисты вместе отмечали праздники, вместе занимались спортом, вместе допрашивали и приводили приговоры в исполнение. Сельские чекисты были обречены вращаться в узком кругу хорошо знакомых людей; любое общение вне его было чревато совместным угощением с «кулацким» родственником, бывшим заключённым или участником давнего антисоветского выступления. Низкая общая культура, огромные эмоциональные перегрузки и тяжёлые условия труда являлись причинами массовой алкоголизации. Злоупотребление спиртным
Население хорошо представляло себе порядки в чекистских учреждениях и моральный облик сотрудников ВЧК-ОГПУ. В перехваченном в августе 1920 г. частном письме из Омска говорилось, что в местной чека сидят даже дети и старухи, которые терпят различные издевательства [385] . В фольклоре обыгрывалась аббревиатура ЧК: «В ЦК цыкают, в ЧК — чикают», «советская чека разменяла Колчака», а ГПО ДВР расшифровывалась как «господи, помилуй». В песенке «Яблочко» утверждалось, что «попадёшь в губчека — не воротишься!». Слово сексот в негативном контексте хорошо было известно с 20-х гг., о чём говорит неподцензурное стихотворение Л. Мартынова «Сексотка». Пренебрежительную окраску носил термин «гепеушник». В свою очередь, существовал и весьма циничный чекистский фольклор, в котором для расстрела существовал термин «свадьба» (вероятно, имелось в виду венчание со смертью), подставные свидетели именовались «стульями», а рядовые участники антисоветских организаций — «низовкой».
385
ГАНО. Ф. п-1. Оп.2. Д.53. Л.1-20.
Отношение населения к чекистам в целом было враждебным: их боялись и ненавидели, высмеивали в анекдотах (однако у молодёжи под влиянием пропаганды постепенно воспитывалось уважение к чекистам как к отважным бойцам за идеалы революции). Когда в марте 1922 г. военные власти Якутска за тайные аресты выпороли видного чекиста Н.П. Осетрова, то слухи об этом сразу распространились по всему городу. Характерен эпизод 1926 г., когда попавшей в больницу жене начальника Бийского окротдела ОГПУ К.К. Вольфрама одна из пациенток (партийная инструктор женотдела) кричала: «Привезли барыню, ишь ты, жена начальника ГПУ с собственными подушками и бельём. Небось, попадёшь в подвал к Вольфраму, так там жёстко…». При разборе инцидента отмечалось, что эти инвективы больные встретили сочувственно.
Не любили чекистов и в номенклатуре: супруга арестованного видного сотрудника ОДТЧК ст. Барнаул А.Г. Онупрейчика в своих хлопотах за мужа встретила в начальственных кабинетах только пренебрежение. Давление общественного мнения ощущали все чекисты. Характерно, что жену одного из работников полпредства ОГПУ родственники спрашивали в письме, служит ли ещё её супруг в этом «поганом учреждении»? [386] .
В результате даже руководящие чекисты не всегда считали свою работу привлекательной — и из-за моральных перегрузок, и из-за ощущения изгойства. В 1924 г., будучи заместителем полпреда ОГПУ по Сибири и отвечая на вопрос партийной переписи относительно желательной отрасли работы, Б.А. Бак заявил, что хотел бы «усовершенства по специальности механика». Замначальника Бийского окротдела ОГПУ С.Д. Шестаков в конце 1925 г. отмечал «адское желание учиться… на этой почве у меня была целая история просьб, ходатайств и проч., но так ничего и не добился» [387] . Уйти со службы можно было только с согласия парторгов, которые далеко не всегда шли навстречу. Следует отметить, что даже бывшие чекисты в анкетах, даже партийных, скрывали свою службу в «органах».
386
Тепляков А.Г. "Красный бандитизм…" С.88; ГАНО. Ф. п-1. Оп.8. Д.339. Л.6; ЦХАФАК. Ф. п-312. Оп.1. Д.7. Л.215; ГАНО. Ф.1146. Оп.1. Д.61. Л.165; Ф. п-1204. Оп.1. Д.5. Л.235.
387
ГАНО. Ф. п-2. Оп.6. Д.2471. Л.1–8.
Пропаганда официально старалась представить службу на ОГПУ необходимым делом: так, заведующий пресс-бюро Агитпропа ЦК РКП(б) С.Б. Ингулов в 1924 г. в статье «Партии отдайся весь!» писал, что всякая работа — наркома, красноармейца, «агента ли ГПУ» — одинакова почётна и полезна для партии [388] . Но вскоре эта тема па абсолютно секретной и совершенно исчезла из открытой печати, характерно, что и термин «агент», поначалу официально обозначавший категории работников транспортных органов ЧК-ГПУ и угрозыска, после 1920-х гг. исчез: данным словечком пожертвовали, постановив, что агентами могут быть только слуги империализма. О чекистах публиковали торжественные оды (вплоть до Маяковского), сами они постоянно выступали в прессе с различными объявлениями и предупреждениями, а в периоды юбилейных кампаний 1922 и 1927 гг. — и с мемуарными очерками.
388
Цит. по: Олех Г.Л. "Кровные узы…" С.63.