Непрощенная
Шрифт:
Рейн научил меня коронному удару дас Даалов снизу. Когда приседаешь в ложном падении и пронзаешь противника прямо в подбородок насквозь, так что острие выходит из самой макушки вместе с мозгами. Мгновенная смерть. Этот удар спас мне жизнь столько раз, что я уже и не припомню каждый из них. Противник всегда расслабляется, когда видит, что враг падает на колени, он уже предвкушает победу, и именно тогда его и настигает черная бездна.
Я не вернулась в шатер, ушла на берег Лаи и думала о нем, глядя на звезды. Как же я тосковала. По матери и по отцу, а по Рейну больше всех. Я любила его так сильно, как только может любить сестра родного брата.
Я часто видела Рейна во сне. Там мы были еще детьми. Беззаботными, чистыми. Мы верили в добро и считали, что стены Валласса так велики, что защитят нас от любого зла. Вспоминала, как Рейн возвращался с отцом из первых походов и как бросалась к нему на шею, покрывая его грязное лицо нежными поцелуями, а он прижимал меня к себе и говорил, что я пахну пирожками и булочками, как самая настоящая девчонка. Знал бы ты, родной, что от той девочки больше ничего не осталось. Лассары отняли у меня детство, тебя и родителей. Я даже не женщина… Я теперь Лютая, без рода и без имени. Я та, кто проклята самим Гелой и никогда не сможет зачать, да и не захочет. Я живу, нарушая все земные законы, и беру женщин в свою постель.
Но тогда я все еще была малышкой Дали. Отец в шутку говорил, что Рейна я всегда ждала больше, чем его. А потом брат доставал из-за пазухи подарки для меня. Чаще всего какой-то диковинный трофей, а я от радости снова бросалась к нему на шею. Мне исполнилось четырнадцать, и Альмир решил искать для меня жениха,а брат сказал, что выдаст замуж лишь за того, кто сможет одолеть его в бою, после того как нашел меня горько плачущей в конюшне. Тогда он пообещал мне, что никто не заставит меня выйти замуж без моего согласия.
Я думала он шутит, но, когда был созван турнир и рыцари выходили на ринг, чтобы сразиться с самим велиарием, поняла, что Рейн дас Даал никогда не бросает слов на ветер.
В том году этого никто так и не смог сделать… а потом к нам приехал Од первый и предложил выдать меня за его среднего сына – Самирана. Это было предложение, от которого мой отец не смог отказаться, да и я сама, как истинная дочь своего отца, понимала, насколько это важно для нас. Наши королевства враждовали так много лет, что теперь это было тем самым призрачным шансом на долгосрочный мир. Самирана я увидела тем же летом, они приехали гостить в Адвер вместе с Маагаром дас Вийяром и юным велиарием Анисом. Тщедушный, худой мальчишка лет восемнадцати с женским лицом и длинными белыми, волнистыми волосами. Я тогда шепнула Рейну, что если надеть на него женское платье и напихать в корсаж тряпок, то он мог бы стать очень симпатичной велиарией. Брат сказал, что может это устроить, лишив его именно того органа, который делал Самирана мужчиной. Но в этот раз я сказала, что согласна выйти замуж, и пусть моим мужем будет «девочка», а не какой-нибудь грязный мужлан.
Помню, как спрашивала у матери, почему Од Первый не привез свою дочь, которая была чуть старше меня самой, но мать сказала, что Одейю дес Вийяр готовят к постригу, и она не покидает стен Тиана. Мне стало жаль её. Такая молодая, а не увидит всех радостей жизни. Зачем в Храм? Ведь можно выдать её
Конечно, не было никакой помолвки. Той осенью проклятый лассар пришел к нам с войной. Он завоевал наше доверие, мы открыли ворота его войску добровольно и не ожидали нападения.
Услышала позади себя тихие шаги и улыбнулась уголком рта…можно было и не оборачиваться - я узнала её по запаху. Она встала рядом со мной и так же подняла лицо к звездам.
– Я верю, что они смотрят на нас оттуда. Радуются вместе с нами и плачут.
Они всегда рядом. Мы их не видим, но это не значит, что их больше нет. Пока из наших глаз текут слезы по ним, а сердце сжимается от боли, они живы.
Маленькая велиария, потерявшая всех в этой войне, как и я, могла найти те слова утешения, на которые мало кто был способен. Я видела, как она рыдала у погребального костра, как тихо произносила молитвы, а потом несколько дней отказывалась от еды, пока я не заставила поесть насильно.
– Не спится?
– Тебя ждала.
Резко повернулась к ней, вглядываясь в точеный профиль и пытаясь угадать, лжет или говорит искренне. Сегодня днем между нами многое изменилось. Она, возможно, еще не догадывается об этом, но сегодня лаана стала моей, и я ее не отпущу и никому не отдам. Это моя женщина.
– Зачем?
– Видела, что тебе больно, и хотела утешить.
Какие огромные и искренние глаза. Откуда ж ты взялась на мою голову, девочка? И что нам делать дальше? Как далеко ты пойдешь со мной, и что нас ждет впереди? Смогу ли я защитить тебя от ужасов и жестокости моей войны? И что станет с тобой, если я погибну? Ведь люди никогда не примут нашу любовь.
– Сегодня днем ты спросила, не боюсь ли я быть проклятой Иллином. И я поняла, что ничего не боюсь рядом с тобой. Пусть нас проклинают небеса и люди. Я хочу любить тебя, Дали. Хочу быть твоей.
Я обхватила её лицо ладонями и наклонилась к её губам.
– Люби, если хочешь, лаана. Только любить меня тебе придется до самой смерти, потому что с этого момента ты будешь принадлежать мне.
– До самой смерти…это так мало. Я хочу любить тебя и после нее.
Я жадно поцеловала ее в губы, зарываясь в шелковистые пряди дрожащими пальцами, а потом привлекла к себе, заставив положить голову мне на плечо. Когда я вернусь с этой встречи…если вернусь, ты будешь кричать для меня о любви, маленькая лаана. Истекать влагой, дрожать от наслаждения под моими губами и руками, и кричать, как долго и сильно будешь меня любить.
– Кто такой Рейн дас Даал, Дали? Это, правда, твой брат? – спросила очень тихо, сплетая пальцы с моими.
– Мой брат мертв. Его убил Од Первый. А это самозванец, который назвался его именем и хочет заключить с нами сделку. Но её не будет. На рассвете мы примем бой и убьем ублюдка. Я убью. Лично.
Она подняла голову и отстранилась, сильно побледнела, впиваясь пальчиками мне в плечи, и я готова была вытащить свое сердце и положить ей в ладони именно за эту бледность. Потому что испугалась. За меня. За меня никто и никогда не боялся с тех пор, как я попала в плен к лассарам. И меньше всего я ожидала увидеть этот страх в глазах лассарской велиарии.