Непрощенные
Шрифт:
Ильяс сделал несколько шагов к реке, остановился и хлопнул в ладоши – раз, другой. Затем закачался из стороны в сторону, что-то гортанно выкрикивая. Затанцевал, скаля зубы, все ускоряя и ускоряя темп. От телеги на него ошеломленно смотрели механик и бойцы.
– С ума сошел! – ахнул Коля.
– Может, его… – Пожилой старшина потащил из телеги веревку.
– Отставить!
Все четверо обернулись к телеге. Олег сидел, привалившись плечами к борту. Лицо его морщилось от боли.
– Оставьте его! – повторил он тише. – Это пройдет. Потанцует и… пройдет. Зикр это. Или нет?
– Какой зикр? – изумился Коля.
– Танец такой на Кавказе есть.
– Он же с Украины!
– Родился и вырос в горах. Не трогайте!
Коля умолк и повернулся к Палянице. Следом – остальные. Ильяс танцевал. Взбрасывая руки и отбивая пятки. Его переполняла радость. Они смогли. Отомстили! Положили гадов, а сами выжили, ушли! А те, мышастые, их не взяли! Не ухватили и хрен когда ухватят! И не смогут, никогда не смогут! Аллах на нашей стороне!
Ильяс раскинул руки в стороны и закружился волчком. На душе его разливалось и шумело теплое, безграничное море. Над головой пели птицы, а в щеки дул ветер. Ему казалось, что это ветер с родных гор…
– Хорошо пляшет! – сказал Олег. – Я бы поддержал, если б мог. – Он закашлялся и плюнул кровью.
– Товарищ лейтенант! – подскочил Коля. – Лежите! Вам нельзя!
Олег послушно опустился на дно телеги. Коля подсунул ему под голову чью-то скатку.
– Не переживайте! – бормотал Коля, устраивая удобнее голову командира. – Не пропадем! Это мои родные места, я тут каждый куст знаю. Отвезем вас в деревню, подлечим, а потом – к своим. Будем бить немцев!
– Угу… Непременно, – подтвердил Олег, закрывая глаза. – Гремя огнем, сверкая блеском стали.
А Ильяс танцевал…
Глава 15
Солнечный зайчик, скользнувший в высокое окно, упал на край белоснежной простыни и застыл, будто пригревшись. Олег тронул его рукой и ощутил теплоту ткани, согретой лучом солнца. Он окинул взглядом крашенные голубой краской стены, высокий потолок, пустые койки с аккуратно заправленными одеялами и в который раз покрутил головой. Невероятно. Однако глаза не обманывали: госпиталь.
Жизнь – штука странная. Когда последняя надежда растаяла, подведены итоги, ты отрешился и приготовился к неизбежному, судьба, словно насмехаясь, поступает наоборот. Будто напоминая: «Не тебе, козявке, решать!» Фронтовики такое вспоминали. Они тоже не надеялись выжить…
Вечером после переправы через Днепр они вышли в расположение стрелкового полка, вернее, его остатков. Командовал частью измотанный, небритый майор с красными от бессонницы глазами, однако, несмотря на непрезентабельный вид, службу он знал. Не повел бойцов днем по беззащитным от нападения немецкой авиации дорогам, а схоронил часть в лесу в ожидании темноты, не забыв выставить боевое охранение. Оно и задержало маленький отряд. В лесу за гостей взялся лейтенант-особист. Проверил документы, въедливо расспросил каждого, причем порознь. Поначалу Олег удивился такой прыти (мало ли окруженцев на дорогах, всех, что ли, так проверяют?), но потом сообразил. Их форма… Среди оборонявших Могилев частей танкистов не было.
Их рассказы особист выслушал недоверчиво. Крутил головой
– Можете запросить Москву! – сказал зло. – Прямо НКВД. Там о нас знают!
Олег блефовал. Его записку благополучно переправили в Москву, но читал ли ее кто там и какие выводы сделал, было неизвестно. Вполне могли и в урну выбросить. На фронтах положение хуже некуда, до него ли сейчас? Однако особист конкретно достал.
– Запрошу! – пообещал лейтенант. Тон его был зловещим. – Связь с армией у нас есть.
Особист разбудил Олега на рассвете. Грубо потряс за плечо и не повел глазом, когда танкист вскрикнул от боли.
– Москва подтвердила. – Лицо лейтенанта было хмурым. – Полку приказано найти пригодную для аэродрома площадку, выставить охранение и ждать самолета. Ночью вас заберут. И без того день потеряли, а тут еще вы… Километров пятьдесят могли бы пройти! Кто вы такие, черт бы вас побрал?!
Олег не ответил. Особист не стал настаивать и ушел. Полк снялся с бивака, осторожно, лесом, продвинулся на несколько километров и остановился у большой поляны. Периметр ее оцепили, бойцы стали расчищать будущий аэродром от кустарника, срезать кочки и засыпать рытвины. Олег этого не видел – сомлел в пути. На ухабистых, поросших корнями лесных дорогах телегу бросало из стороны в сторону, его растрясло. Очнулся он только при погрузке в самолет.
– Тяжелораненым места не хватает, – сказал стоявший рядом с носилками майор, – а твои, здоровые, полетят. Приказ… Умрут ведь люди!
Олег промолчал. Он прекрасно понимал незнакомого командира: тяжелораненые при выходе из окружения – обуза, а оставить их в деревне – обречь на смерть. Кто-нибудь да выдаст, а немцы пристрелят или пошлют своим ходом в лагерь для военнопленных, что, собственно, одно и то же. Был шанс эвакуировать, но нелегкая принесла странных танкистов. За их жизни заплатят другими. Война – вещь несправедливая.
– Хорошо хоть боеприпасы привезли. – Майор выплюнул окурок, махнул рукой и отошел.
В самолете Олега снова растрясло, очнулся он уже на госпитальной койке. Грудь укрывали бинты. «Прооперировали», – догадался Олег. Подошедший осмотреть его хирург это подтвердил.
– Повезло тебе, танкист! – сказал, убирая стетоскоп. – Пуля была на излете, воткнулась в легкое и осталась в нем, закупорив рану. Если б навылет, то внутреннее кровотечение – и все!
«Надолго ли хватит этого везения?» – Мысли после операции были мутными, тяжелыми.
– Возьмешь на память?
На ладони хирурга лежала почерневшая остроносая пуля. Олег покачал головой.
– Ну и правильно, – одобрил врач. – Нечего хлам собирать.
Сегодня ожидались гости. Это стало ясно с утра. Набежали медсестры и санитарки, его соседей по палате куда-то увезли, опустевшие койки застелили свежим бельем, самого Олега помыли, побрили и переодели в новенькую пижаму. Одна из медсестер долго и старательно причесывала его мокрые волосы. Сестричка была симпатичной, Олег ей подмигнул, та радостно заулыбалась в ответ. Затем, оглянувшись, склонилась, коснувшись мягкой грудью его бинтов, и провела ладошкой по его щеке.