Нераскаявшаяся

Бренон Анн

— Амен, — ответил Гийом, все еще стоя на коленях… — Да будет, Господи, по слову Твоему.

Тогда Старший вновь протянул к нему руки, и дал ему понять, что он должен подняться. Настал самый торжественный момент. Неуловимо угадали его верующие, и снова застыли неподвижно, в абсолютном молчании. Гийом Белибаст подошел к маленькому столику, освещенному свечами, положил на него обе руки и склонил голову перед добрым христианином. Густые черные волосы упали ему на лицо. Пейре из Акса открыл Книгу на Прологе из Евангелия от Иоанна. Он возложил ее на голову неофита. Трое других добрых людей молча окружили Старшего и протянули правые руки над открытой Книгой и над склоненной головой послушника.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — тихо сказал Мессер Пейре Отье.

— Амен, — ответили

Фелип де Кустаусса, Пейре де Ла Гарде и Жаум из Акса.

— Поклонимся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, — произнес Старший тем же тоном. — Отче Святый, Отче праведный, истинный и милосердный, прими слугу Своего в справедливости Своей и сошли на него благодать и Духа Святого.

И тогда четверо христиан тихими голосами, согласно, вместе, пять раз произнесли священную молитву Отче Наш и три раза Adoremus, а их руки были протянуты над Книгой Евангелий создавая над Гийомом Белибастом невидимый покров, пока он входил в Церковь апостолов. И вновь Гильельма инстинктивно опустила глаза, словно страшась быть пораженной светом, предназначаемым не ей.

Она слышала голос Старшего, который начал читать Пролог к Евангелию от Иоанна.

— In principio erat verbum… В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Totas cosas son faitas per el, e senes el es fait nient…Все чрез Него начало быть, а без Него ничто начало быть. Все, что было в Нем, была жизнь, и жизнь была свет человеков…

Гильельма подняла голову одновременно с новым христианином. Те, кто держал руки над его головой, медленно убрали их. Старший, Пейре из Акса, поднял Книгу и передал ее Гийому. Тот взял Книгу из его рук, трижды прикоснулся к ней губами и вновь простерся перед своим Старшим:

— Благословите меня, благословите меня, благословите меня. Пусть Бог осыпет вас милостями за ту милость и любовь, которую вы мне оказали.

И новый добрый человек, теперь Гийом из Кубьер, повернулся к верующим, собравшимся, чтобы присутствовать на его крещении. Он прижимал Книгу к сердцу, его взгляд сиял. Фелип де Кустаусса первым обнял его за плечи и трижды поцеловал как брата, передавая ему поцелуй мира.

ГЛАВА 40

КОНЕЦ ДЕКАБРЯ 1307 — НАЧАЛО ЯНВАРЯ 1308 ГОДА

Пейре Маури сказал мне: «Когда я услышал, что этот человек хочет помолиться, то сразу ощутил сердечное тепло, потому что понял, что это добрый человек. (…) И я привел его к сарацинке, у которой жил, и попросил эту женщину заботиться об этом человеке так же, как и обо мне…Я оберегал этого человека два или три дня, а потом отдал ему свой плащ с капюшоном и свою одежду, и башмаки, и все лучшее, что у меня было, а потом я дал ему еще пятьдесят турнусов серебром, потому что этот добрый человек бежал от преследований, и теперь ему придется жить милостыней и тем, что ему дадут верующие…»

Показания Арнота Сикре, из Акса, перед Жаком Фурнье, 1321 год.

Бернат и Гильельма провели Рождество в гостеприимном доме в Фергюс. Эти праздничные дни были подобны затишью среди бури, и воспринимались всеми как долгожданный и радостный отдых. Разумеется, в день Рождества все проживавшие в доме мужчины и женщины, ходили на мессу к священнику Гаррига, в маленькую местную церковь. Пришлые же люди, гостившие у хозяев, попрятались в это время кто куда. А после того, как все вернулись с мессы, Мессер Пейре Отье, в окружении четырёх добрых людей, тоже сказал проповедь для всей большой семьи Бланши Гвиберт — ее сыновей и дочерей, невесток и зятьев, внуков и друзей. Для всех добрых верующих, беглецов из–за ереси, собравшихся ради своей веры. А потом добрые люди ушли, каждый своей дорогой, чтобы на все четыре стороны света нести свое одинокое подпольное апостольское служение.

Пейре Бернье ушел вместе со Старшим, Пейре Отье, и его сыном, добрым человеком Жаумом из Акса. Им обоим было трудно идти пешком — отцу из–за возраста и сильной усталости, а сыну — по причине нехорошей язвы на

левой ноге, которая не хотела заживать. Они поехали верхом. Бланша попросила Виталя приготовить ее вьючную лошадь. И старый проповедник, смеясь над собственной неуклюжестью, худо–бедно влез верхом на смирную клячу, взвалив на нее заодно и сверток с книгами. Он был одет в черную овечью шубу — подарок одного доброго верующего из Сабартес — гревшую его уже много лет на этих зимних дорогах. Юный Жаум ехал прекрасным аллюром на лошади самого Виталя Гвиберта и держался на ней, как заправский кавалер, несмотря на свою забинтованную ногу. Пейре Бернье шел впереди, большими шагами. Когда добрые люди окажутся в безопасном месте, он приведет обеих лошадей обратно в Фергюс. Гильельма с Бернатом проводили их до дороги, по которой те должны были следовать. Напоследок Мессер Пейре Отье обернулся к молодым людям и протянул руку, чтобы благословить их. Его синие глаза лукаво блестели под теплым капюшоном. А потом они скрылись, двое добрых людей и их преданный проводник, за поворотом дороги, за дрожащей белой снеговой завесой, удаляясь по направлению к Рокесерьер.

Пейре Санс ушел в сторону ближайшего Ла Гарде де Верфей. Он знал здесь все тропки с самого детства. Чтобы избежать возможных ловушек в больших селах, до первого убежища у Гийома Пурселя, в Лугано, его вызвался сопровождать юный Пейре Гвиберт, сын Виталя и внук Бланши. Далее Пейре Санс рассчитывал двигаться в Лаурагэ через Орин и Сегревилль. Добрый человек, худощавый и энергичный, шел, не зная устали. А менее закаленный в таких делах подросток едва за ним поспевал. Но он так гордился тем, что впервые в жизни охраняет путь человека Божьего! Фелип де Кустаусса и его бывший ученик Гийом из Кубьер ушли вместе, чтобы в первые недели месяца января ходить по всему Тулузэ до самого Кверси. Бернат Белибаст должен был провожать их до Борна, потом до Верльяка на Теску, а там уже другие верующие должны перенять эту эстафету. Старшая дочь Бланши Гвиберт предложила проводить их всем вместе от Фергюс до Сен — Жан Л’Эрм. Потом добрые люди и их проводник пошли своей дорогой дальше, а Гильельма осталась у Боны Думенк, спокойно поджидая возвращения Берната, вместе с которым она, если Бог так захочет, вернется потом в Рабастен. Когда все закончится.

Дом Боны в Сен — Жан Л’Эрм, сразу же за мельницей, выше кладбища, был большим и удобным. Гильельма с удовольствием помогала ей по хозяйству и делила ложе с Наваррой, старшей дочерью гостеприимной хозяйки. Это была молодая девица уже на выданье. Она сразу же почувствовала дружеское расположение к молодой женщине, фактически ее ровеснице. Когда они оставались вдвоем, страстно рассказывала ей о своих надеждах, связанных со сватовством молодого человека из благородной семьи в Кверси, Пейре де Линара, жителя Кастельмару. Гильельма смеялась, делилась с ней кое–чем из своего собственного опыта, советовала быть осторожной. У Боны был еще старший сын, тринадцати или четырнадцати лет, худой и нескладный подросток по имени Пейре, уже, однако, начинающий исполнять обязанности взрослого мужчины. Потому как муж Боны, Гийом Думенк, человек уже старый и очень больной, почти все время дремал, греясь у очага. Иногда Гильельма выходила поглядеть на деревню, поднималась наверх, к церкви из розового кирпича. Там, между двумя башнями, если небо было ясным, она пристально всматривалась в сторону юга, пытаясь в далекой белизне горизонта разглядеть родные горы.

В середине января вернулся Бернат. Гильельма заметила, что он исхудал, и ее несколько встревожил его кашель. Морозное дыхание бесконечных зимних дорог придало медный оттенок его лицу и густой бороде. Но несмотря на эти изменения, в нем чувствовалась какая–то внутренняя жизненная сила, и он радовался тому, что смог во время своего путешествия встретить стольких добрых и отважных верующих, которых не знал ранее. С ним пришел совсем зеленый юнец с голубыми глазами, представившийся как Гийом де Клайрак из Верльяка, самый младший брат Кастелляны Дюран. Мальчик должен был отправиться с ними в Рабастен, чтобы поступить учеником к своему шурину Думенку, который делал вьюки. Возможно, старшие считали, что в Рабастене менее опасно, чем в Верльяке, и там легче укрыться от зловещих бурь тулузской Инквизиции.