Нераскаявшаяся

Бренон Анн

Теперь Гильельма жила в Бельвез. Здесь мужество вновь вернулось к ней. Бельвез был расположен на холме, а она любила возвышенности. Отсюда было далеко видно, а горизонт расширялся. Огромный остров бледной земли и прозрачных рощ, тенистые и раскидистые деревья, низкие дома, построенные из кирпичей, обожженных из этой самой бледной глины. В этом неопределенном пейзаже до самого горизонта была та же белизна, как и во всем этом воздухе конца лета. Когда садилось солнце, то первые холмы Кверси, к северу, вечерами казались фиолетовыми и голубыми. Здесь, в Бельвез, горизонт был таким открытым, что не верилось в то, что он может таить в себе какое–то зло. Не верилось в то, что здесь может скрываться и прятаться какая–то опасность. Словно здесь, в Бельвез, не могло пробиться ничего, кроме чистого света.

Следует сказать также, что присутствие

в Бельвез доброго человека Пейре де Ла Гарде, регулярно туда наведывавшегося, привносило в это место какой–то очень ясный мир и покой. Даже когда он удалялся от своего укрытия вместе с Пейре Фильсом или Бернатом Белибастом, а иногда и с Пейре Бернье, чтобы нести утешение больным, укреплять в вере сомневающихся, или ходил в Верльяк к своему Старшему, Пейре из Акса, которому всё труднее и труднее становилось перемещаться с места на место; то есть, даже когда добрый человек физически отсутствовал, всякая вещь в Бельвез словно хранила в себе присутствие обитающего в нем Духа. Духа, который снизошел на него из рук добрых людей во время его крещения. Всякая вещь хранила в себе его доброту. И это порождало в Гильельме надежду. Отражение его взгляда, задумчивого и испытующего. След его мимолетной, немного печальной улыбки. Свет его непоколебимой воли, несущей в мир силу добра. Когда Бернат уходил, чтобы сопровождать Пейре де Ла Гарде, она совсем за него не боялась. Сюда, в Бельвез, она принесла свой красивый, но уже потертый мужской камзол. Она ждала дня, когда сможет снова надеть его, чтобы однажды вечером она тоже смогла бы уйти вместе с ним, к бледному свету, сияющему до самого горизонта.

Тем временем, как в Каркассоне, так и в Тулузе, инквизиторы еретических извращений, Бернард Ги и Жоффре д’Абли, продолжали ткать паутину своих расследований. Инквизитор Каркассона методически допрашивал подозреваемых, приводимых к нему с высот долины Арьежа, особенно родственников и близких добрых людей; а инквизитор Тулузы дотошно изучал показания, попавшие ему в руки, чтобы использовать их против новых узников. И на Гаронне, и на Од, и в Пиренеях, и в Кверси, Церковь добрых христиан была гонимой еще жестче, чем обычно, и бежала из города в город, из городка в деревню, из деревни на хутор.

Немного погодя, после того, как разошлись новости об освобождении Боны Думенк и аресте Бланши Гвиберт, до нижнего Кверси дошло эхо новостей, которые разносили верующие и друзья в Лаурагэ, в Лантарес, в долине Тарна и в Тулузэ, эхо недавних костров, зажженных в Каркассоне по приказу Монсеньора Жоффре д’Абли. В первые дни сентября месяца были сожжены пятеро верующих, вновь впавших в ересь мужчин и женщин из Кабарде и Разес; потом, спустя несколько дней, сожгли еще одну осужденную, родом из Сабартес: госпожу Себелию Бэйль, из Акса, верующую в еретиков, нераскаявшуюся и упорствующую. В ее приговоре уточнялось, что со времени своего заключения под стражу, с мая 1308 года, она постоянно отказывалась ответить хоть одно слово на доброжелательные вопросы инквизитора, несмотря на его упреки и увещевания. Словно онемевшая в своей бесчувственной гордыне, она просто заявила и признала свою веру в заразные доктрины проклятых еретиков и предпочла оставаться им верной. И она отказалась исповедаться в своих ошибках.

Гильельма заплакала. И она видела, что Бернат плакал вместе с ней.

ГЛАВА 48

ЯНВАРЬ 1309 ГОДА

БЕЛЬВЕЗ

Ты, Пейре Бернье из Верден (…) стал беглецом из–за ереси, после того, как отрекся от всякой ереси, ты встречал и неоднократно навещал означенного еретика Фелипа, и ты жил вместе с ним во многих местах, пребывая с ним днем и ночью, и ты ел и пил в том же доме, что и он, с другими верующими в ересь и беглецами из–за ереси, и ты бежал вместе с ним из одного города в другой (…) из страха быть схваченным…

Бернард Ги. Приговор Пейре Бернье, вновь впавшему в ересь (май 1309 года).

Этой зимой Гильельма не могла ходить вместе с ними. Бернат сидел напротив нее, он снова и снова теми же словами объяснял ей, и опять повторял все, что только что сказал ей. Но она отрицательно качала головой. На этот раз он должен был сопровождать и защищать не Пейре де Ла Гарде, а своего брата Гийома и Фелипа де Талайрака. Должен был помочь им в долгой и опасной миссии. Они собрались в Лаурагэ,

чтобы присоединиться к доброму человеку Жауму из Акса, который остался один, после того, как двое молодых добрых людей, Арнот Марти и Рамонет Фабре отправились в графство Фуа. В Лаурагэ они также должны были встретить Пейре Бернье, который готовил для них место, обновлял порванные было нити, вновь завоевывал ослабшее после многочисленных облав Инквизиции доверие людей. На севере Тулузэ Старшего, Пейре Отье, сменил его брат Гийом, который пошел по следам его апостолата. А опытные Андрю де Праде и Амиель де Перль сделали вылазку в Лантарес. Верующие Лаурагэ нуждались в новых пастырях. Бернат должен был провести некоторое время вместе с ними, пока не увидит, что место надежное, что там хватает людей доброй воли, и пока его не сменят. Тогда он вернется в Бельвез.

Это продлится не дольше нескольких недель, уверял он. Нет, отвечал он, улыбаясь в тщетной попытке ее утешить, на немой вопрос Гильельмы… Нет, на этот раз ее андрогинная внешность и выговор земли д’Айю, не смогут принести им никакой пользы. Теперь они должны уйти далеко, по холмам, и их будет трое мужчин. А потом Бернат вернется вместе с Пейре Бернье. Будет лучше, если Гильельма проведет эту зиму под крышей, в тепле маленьких домиков земли Бельвез, вместе с Пейре де Ла Гарде, Пейре из Акса и их учениками. Им она сможет быть полезной, как недавно она была полезна Фелипу и другим добрым людям, приходившим в Рабастен. К тому же нужно еще и помогать Арноде Дюран заниматься бельем, одеждой и столом подпольных проповедников…

Гильельма вздохнула. Воодушевленный, Бернат добавил:

— И тебе еще иногда придется заменять меня в качестве проводника для добрых людей. Ты ведь знаешь, что Раймонд Дюран не очень то любит рисковать, и что его сын Гийом недалеко от него ушел в этом. А ты уже лучше их знаешь тут все дороги… Всего несколько недель, и я постараюсь вернуться.

Гильельма снова вздохнула, но признала, что перспектива попробовать себя в качестве проводника привлекает ее намного больше, чем организация и управление обыденными делами для помощи добрым людям. Однако она переживала не только из–за этого. Для нее было невыносимым смотреть на то, как уйдет Бернат, вот и все. Ощущать его отсутствие, хотя ей хотелось разделить с ним все опасности, подстерегающие его. Но теперь трое мужчин отправились в путь, а она всего лишь проводила их. Бернат, Фелип и Гийом. Было абсолютно серое зимнее утро. Туман накрыл тихий остров Бельвез. Туман, в котором они скрылись и исчезли, все трое, закутанные по самый подбородок в огромные темные баландраны. Фелип и Гийом благословили ее, когда она склонила перед ними голову. Подняв взгляд, она увидела в глазах брата Берната, этого молодого бычка из Разес, ставшего добрым христианином, столько решимости жить и бороться, что это даже вселило в нее новое мужество. Но Бернат. Как расстаться с Бернатом?

А Бернат тоже не знал, не понимал, как расстаться с Гильельмой. Всю ночь, лежа на тюфяке, постеленном прямо на глинобитном полу, они пытались прощаться, но у них получалось только любить друг друга. А потом нужно было расставаться очень быстро. Без слов, без жестов, которые могли бы иметь значение, остаться в памяти. Слишком краткое рукопожатие двух рук. Два лица, которые соприкоснулись, два дыхания, которые смешались. Гильельма и Бернат. А потом он растворился в тумане. Я пропаду. Я этого не вынесу, сказала Гильельма в туман, тихим голосом.

Через несколько недель, одним снежным февральским вечером, в Бельвез вернулся Пейре Бернье. Он был один. Он принес гнетущие новости.

— Всех четверых. Их поймали всех четверых. Троих добрых людей — Жаума из Акса, Фелипа де Кустаусса и Гийома из Кубьер. И их проводника Берната Белибаста. Возле Лабеседе, в Лаурагэ. Сейчас они, скорее всего, в тюрьме, в Каркассоне.

Странно, но Гильельма чувствовала себя словно окаменевшей. Вокруг нее поднялись крики и плач, и лишь одна она молчала посреди этого. Сидела на лавке и смотрела на доброго человека Пейре Санса, который тоже ничего не говорил. Он опустил голову, и она видела, как его губы беззвучно шевелятся. Она узнала слова молитвы Отче Наш. И тогда в ней тоже болью зазвучала молитва их отцов. Отца Маури и отца Белибаста. Отче Святый, Боже Правый добрых духом. Ты, который никогда не лгал, не обманывал, не ошибался и не сомневался. Не дай нам умереть в мире, чужом Богу. Ибо мы не от мира и мир не для нас. Дай нам познать то, что Ты знаешь. И полюбить то, что Ты любишь. Отче Святый…