Нераздельные

Шустерман Нил

Не все люди с органами Уила Таши’ни согласились прийти, но отозвалось достаточно — кто из любопытства, кто в жажде новых ощущений, а кто для того чтобы познакомиться с Камю Компри, который тоже ожидается на свадьбе. Всего будет двадцать семь «женихов», представляющих почти две трети Уила Таши’ни. Некоторые из них будут женщинами, и этот факт, пожалуй, несколько выбивается из привычного круга вещей.

— Ну и что? — сказал один из пап СайФая. — У нас тут соберется свой «круг». Он, конечно, будет сюром почище лестниц Эшера [34] . Но что это за

жизнь без толики головокружения?

34

Мауриц Корнелис Эшер (1898–1972) — нидерландский художник-график. Особенно известны его изображения «невозможных» замкнутых на себя лестниц, по которым можно ходить до бесконечности, как по кругу.

76 • Лев

— Знаешь, что я тебе скажу, Малек? Ну ты и номер отколол! Вернее, наколол — вон какой весь размалеванный. А эта твоя меховая шапка ваще отстой.

Лев стаскивает кинкажу с головы, где тот часто гнездится, но больше не писает. Вот, пусть сидит на плече.

— Во-первых, — возражает он СайФаю, — это не номера, а имена. А во-вторых, не оскорбляй Мапи, не то он тебе глаза выцарапает.

— Чего-о? У этой мартышки есть когти?

Лев улыбается. Здорово снова встретиться с СайФаем, пусть и при необычных обстоятельствах. Любые обстоятельства лучше, чем те, при которых ребята виделись в последний раз.

— Я слышал, у тебя завелась подружка? — поддразнивает СайФай.

— Что-то вроде того. Отношения на расстоянии. Они с родителями вернулись в Индиану, а я все еще в резервации в Колорадо.

СайФай шевелит бровями.

— Могло быть и хуже, если ты въезжаешь, о чем я.

Солнце выглядывает из-за приблудившегося облачка и озаряет сад. Поскольку день выдался не по сезону теплый, решено было провести свадьбу на открытом воздухе, в каменном кругу в центре сада: участники внутри, гости снаружи. Традиций проведения подобных церемоний не существует, так что приходится импровизировать. Как раз сейчас женихи бродят внутри круга, знакомятся и пристают к пастору с разными вопросами по поводу процедуры; тот в ответ лишь пожимает плечами.

И вдруг перед самым началом церемонии, за спиной Лева раздается знакомый голос:

— Елки-палки, стоит оставить тебя без присмотра на пять минут, и ты тут же творишь очередную дикость.

Лев оборачивается — позади стоит Коннор, да не один, а с Рисой! У Лева перехватывает дыхание, он кашляет и хватает воздух ртом. Тяжело жить с одним легким. Но скоро в резервацию должна поступить одна из тех новых машин, и Элина вырастит ему второе легкое, так что все это временное явление.

— Ой-ой, — говорит Коннор, — вот уж не думал, что напугаю тебя до потери дыхания.

— Все нормально, я в порядке, — наконец, отдышавшись, сипит Лев. Но взглянув на друга внимательнее, понимает, что этого нельзя сказать о самом Конноре. Тот опирается на трость; элегантный пиджак не может скрыть швы на запястьях, шее, даже на нижней челюсти. Лев подозревает, что под одеждой их еще больше.

— Что с тобой стряслось? — спрашивает он.

Коннор обменивается с Рисой многозначительным взглядом и отвечает:

— Ну, скажем так, несчастный случай в саду, на грабли напоролся.

Лев, зная Коннора,

решает дальнейших вопросов не задавать. Только тут до него доходит, как же давно они все трое — он, Коннор и Риса были вместе в последний раз. Вообще-то, собственно говоря, сегодня их первый раз, потому что до этого они по-настоящему вместе и не были. Когда Коннор взял Лева в заложники, тот был десятиной и сбежал от них при первой же возможности. Потом, когда они опять встретились на Кладбище, Лев уже отстранился от всех и вся. Он уже стал хлопателем. Сейчас все трое, пройдя каждый через свой несчастный случай в саду, собрались в одном месте. Что бы под этим ни подразумевалось.

— Ладно, — говорит Лев, — главное — вы здесь. — И тут он кое-что соображает: — Погодите… а как вы оказались здесь?

— С тобой повидаться, конечно! — отвечает Риса. — Сайрус сказал, что ты будешь в их коммуне. — Она поворачивается к СайФаю. — Привет, Сайрус. Приятно снова видеть тебя.

— То есть как? — недоумевает Лев. — Вы что, знакомы?

Но Риса не успевает ответить — звучит гитара, и Лев хватает ртом воздух, едва не закашлявшись снова, потому что сразу узнает музыку. Это играет Уил! Лев оборачивается и видит сидящего в центре круга Камю Компри — одного из немногих женихов, облачившихся в смокинг. Он играет прекрасно, с такой проникновенностью выражая в звуках гитары душу Уила, что Лев мог бы поклясться: Уил сейчас здесь.

В следующую минуту из главного здания выходит Уна, одетая в традиционный костюм, с цветами и лентами в длинных волосах. Девушка не улыбается, сохраняет на лице бесстрастное выражение, под которым, однако, скрывается целая буря эмоций.

Уна входит в круг, становится перед пастором, и Кэм берет ее за руку. Но когда приходит время, то клятвы произносит другой мужчина, у которого голос Уила. Уна произносит свои клятвы, глядя в глаза следующего человека. И хотя кольцами она обменивается с Кэмом, но при словах пастора: «Вы можете теперь поцеловать невесту» — в дело вступает кто-то следующий. Внутренний компас Лева крутится, как сумасшедший. Уму непостижимо, как одна и та же вещь может быть столь прекрасной и столь ужасающей одновременно.

— Это какая ж толпа набьется в брачную постель, — изрекает Коннор, и Лев, не удержавшись, прыскает, но, быстро опомнившись, возвращается к мрачным раздумьям. И эта коммуна, и эта свадьба — побочный ущерб расплетения. Даже если невозможное случится и Соглашение о расплетении будет упразднено, всем им еще долгие годы придется залечивать свои психические травмы.

— Я хотела тебе кое-что показать, — говорит ему Риса, когда все во главе с Уной и ее «женихами» направляются в главное здание, где состоится скромный прием. Риса вытягивает правую руку. На ее запястье вытатуировано имя.

— Ты тоже, да?

Лев не удивлен. Это теперь в порядке вещей: каждый выкалывает себе на правой руке имя расплетенного. Вернее, не имеет значения, какая это будет рука; важно написать имя на таком месте, где оно ежедневно будет бросаться в глаза. Ходит острота, мол, вашингтонским политиканам стоило бы сделать тату на своих пузах.

— Ты знаешь этого Брайса Барлоу? — спрашивает Лев.

Риса грустно смотрит на свое запястье.

— Нет, это как с теми именами, что на тебе — просто мальчик, которого я никогда не встречала.