Неразгаданные сердца
Шрифт:
— Из всего этого следует только одно, — хладнокровно заметил Гален. — Для побега нужно воспользоваться не главными воротами и не дорогой на отмели, а входом со стороны моря и лодочным причалом. В котором часу вам предстоит заступить в дозор на стене, обращенной к морю?
Джаспер одобрительно хмыкнул. Гален и Уолтер с легкостью смогут проскользнуть в замок, чтобы вызволить аббата Петера. Никто из работников не станет поднимать шум: если барон останется в дураках, все будут только рады.
— Амисия…
Услышав
Сибилла раздвинула складки полога и, войдя внутрь, примостилась на краешке кровати, где сидела ее дочь с красными от слез глазами и мокрыми щеками.
— Я пришла сказать, что счастлива за тебя и горжусь прекрасным союзом, который ты заключила. Тебе хватило мужества пойти против Гилфрея… а я на такое не отважилась.
Это было не совсем так, поскольку Гален явился в их края по ее зову, но, полагала Сибилла, Бог простит ей небольшое отступление от истины.
У Амисии снова хлынули слезы: ведь мать хвалила ее за поступок, который сулил им всем только горе, только крушение надежд. Но не могла же она объяснить, что союз, который казался ей браком по любви, оказался совершенным по самому низменному расчету. Матери нельзя было в этом признаться.
Сибилла благоразумно сделала вид, что не замечает нового потока слез.
— Не могу опомниться от радости, — говорила она. — Как замечательно, что мой крестник стал мне зятем.
— Зятем?.. Крестник?.. — Как ни терзала Амисию тоска, ей все-таки хотелось побольше узнать о человеке, который был теперь ее мужем.
— Что ж тут удивительного? Тебе наверняка известно, что Гаррик и Несса — граф Таррент и его супруга — были ближайшими друзьями твоего отца… и моими, конечно, тоже. Само собой разумеется, что мы стали крестными для их наследника, а когда пришел срок, приняли его к себе в дом, чтобы он воспитывался у нас.
Амисию по-прежнему душили слезы; по счастью, ей достаточно было лишь покачать головой в знак того, что она никогда об этом не слышала. К тому времени, когда она достаточно подросла, чтобы с ней можно было серьезно разговаривать, ее мать уже настолько вознеслась душой в царство набожности, что их редкие беседы по сути не выходили за рамки уроков благочестия, если не считать обсуждения незначительных будничных дел. В этих беседах они никогда не касались минувшего. Даже сэр Джаспер и леди Анна, на попечение которых была отдана Амисия, сразу меняли тему, если речь заходила о чем-нибудь из прошлого, кроме характера ее родного отца.
— Гален рос прекрасным мальчиком, — продолжала леди Сибилла. — Хотя иногда излишне прямолинейным… но это и понятно: любая неправда вызывала у его отца глубочайшее
— Если это так, то я вышла замуж за кого-то другого.
— О чем ты? Объясни, — не поняла Сибилла.
Амисия с самого начала боялась этого вопроса. Даже в сумраке тесной каморки волосы ее матери светились наподобие нимба. Как же могла Амисия сказать ей неправду? Да и зачем лгать, если ложь уже завела ее в трясину?
— А не могло так случиться, — пришла ей на помощь Сибилла, — что ты приняла Галена за этакого Робина Гуда, а потом глубоко разочаровалась, убедившись в своей ошибке?
Амисия вздрогнула, пораженная материнской проницательностью, и подняла взгляд на прекрасное лицо, которое по неведению можно было бы счесть отрешенно-безразличным. Амисия всегда восхищалась умением Сибиллы скрывать свои переживания и пыталась перенять у нее это искусство. Но сейчас кажущаяся невозмутимость Сибиллы лишь еще больше уязвила Амисию: ей-то никогда не удастся достичь такого самообладания.
— Утром аббат во всеуслышание назвал имя и титул человека, с которым тебя обвенчал — и тем не менее ты сказала, что полюбила разбойника, — спокойно объяснила Сибилла. — Когда я это услышала, мне вспомнился менестрель, который недавно гостил у нас в замке и пел баллады о народном герое — о разбойнике из зеленого леса.
— Да, когда я встретила в лесу человека без доспехов, без знаков рыцарского достоинства, без щита с гербом, я и вправду подумала, что он разбойник. Пусть даже я попала впросак, но он-то прекрасно знал, за кого я его принимаю, и все-таки ни единым словом не развеял мои заблуждения.
— Он назвался чужим именем? — Сибилла изумленно подняла брови.
Амисия покачала головой: нет, он с самого начала называл себя Галеном.
— А во время венчания разве не объявил тебя аббат женою Галена Фиц-Уильяма? — Сибилла не позволяла себе ни малейшего намека на осуждение; она искусно подводила дочь к признанию своей неправоты.
Амисия увидела расставленную ей ловушку и возмутилась:
— Да, я вышла замуж за какого-то Галена Фиц-Уильяма, но откуда мне было знать, что он — наследник Таррента?
Она распалялась гневом и обидой; у нее снова брызнули слезы. Гален и впрямь никогда не говорил о себе как о разбойнике, но она с самого начала не желала этого замечать, а потом простодушно доверилась двусмысленному подтверждению Карла.
— Ох, девочка моя!
Забыв о своем намерении исподволь вывести Амисию на чистую воду, Сибилла порывисто обняла дочь и прижала к груди ее голову. Даже когда Амисия была совсем маленькой, Сибилла редко позволяла себе просто взять ее на руки из страха, что Гилфрею откроется ее любовь к девочке и муж использует это святое чувство, обратив его в орудие пытки для них обеих. Но теперь надеяться было не на что, кроме помощи свыше, и Сибилла укачивала Амисию, как младенца, пока рыдания дочери мало-помалу не утихли. Тогда Сибилла предприняла новую попытку показать Амисии ее ошибку, но на этот раз более мягким способом, чтобы пощадить ее чувства.