Неразрешимые противоречия
Шрифт:
К Лили пришло совершенно ясное осознание, что нет смысла пытаться разобраться во всём, и она оказалась права, потому что последующие долгие годы её детства всё так же прошли в стороне от разгадки тайны, надёжно хранимой от неё на самой верхней полке бытия, куда ей ввиду своего роста не удавалось дотянуться. Она больше не пыталась перечить и расспрашивать, но подмечала, что время от времени кто-то из взрослых, заметив её, переставал говорить или переводил тему. В какой-то момент она поняла, что так было всегда, просто раньше она не придавала этому никакого значения. Вскоре даже дом, который так же, как и все его обитатели, обманывал Лили все эти годы, стал для неё чужим. Она была готова сбежать, покинуть этот враждебный
Окончательное же осознание своей изоляции пришло к Лили, когда настала пора браться за учебники, ведь отец настоял на домашнем обучении, объяснив это одной короткой фразой:
– Они тебя научат другому.
Он сам подбирал для неё учебный материал, постоянно напоминая ей фразу, которую впервые сказал, пытаясь успокоить её протест, когда та, не выдержав нагрузки, сбежала с урока и закрылась в своей спальне. Тогда он заявил ей, стоя по ту сторону закрытой двери, что Лили уготована великая судьба, но когда время придёт, она должна быть готова.
– Даже моя собственная судьба скрывает от меня правду! – выкрикнула она в ответ, но тут же опомнилась и замолчала.
Все эти годы во снах к ней вновь и вновь являлось то подземелье, тянущие к ней руки безликие монстры в чёрных масках, спрятанных под капюшонами, и умертвляющий разум ужас, как это произошло и в ночь перед отъездом, о котором никто ещё не знал, но который был уже предрешён. Тогда не успел вернувшийся из глубин воспоминаний крик разлететься по залитым лунным светом коридорам, как тут же в комнату к Лили забежала перепуганная служанка, протирая свои ещё не проснувшиеся глаза. Остановившись в дверях, она разглядела сидящую на кровати виновницу своего резкого пробуждения, которая тяжело дышала и испуганно смотрела на неё в ответ. Уже привыкнув к таким внезапным пробуждениям, случавшимся время от времени, она приступила к выполнению стандартных действий по успокоению Лили, которые совершались уже сами собой.
– …сегодняшний бал поможет тебе отвлечься, – бормотала она. – Может быть, ты встретишь какого-нибудь молодого человека, который поможет забыть тебе об этих кошмарах…
– Не бывать этому, – перебила её Лили.
Престарелая служанка улыбнулась и продолжила:
– Пообещай мне, что хотя бы попытаешься в этот раз быть помягче с ними.
– От меня всю жизнь все что-то скрывали. Я больше никому не могу доверять! И когда я вижу этих напыщенных индюков, понимаю, что они ничем не лучше.
– Неужели ты так и будешь в девках ходить? – возмутилась служанка.
– Я больше всего хочу встретить человека, которому смогу доверять, который будет со мной предельно откровенен.
– Но ты же никому больше не доверяешь… Ни с кем не желаешь знакомиться… Как же ты найдёшь такого юношу?
Но Лили в ответ лишь пожала плечами, хотя, уже прибыв на бал, не могла не отметить с внутренним удовлетворением, что была права и на этом съезде «напыщенных индюков» не было никого, кто мог бы покорить её сердце, поэтому она всё так же стояла неприступной крепостью в стороне от общего веселья и не позволяла никому к себе подступиться. Ей хотелось оградиться от любых ухаживаний, но эта игра, всегда имевшая лишь один исход, постепенно стала в широких кругах занятной темой для обсуждения, отчего желающих попытать своё счастье с дочерью столь богатого и влиятельного человека постепенно становилось всё больше. Но никто из них и не догадывался, что скоро она улизнёт из-под их прицела навсегда, отчего один из уже отвергнутых ранее женихов, который незаметно наблюдал за ней, не знал, что станет её последним неудавшимся кавалером.
Небрежно попивая из своего бокала, он наслаждался мыслью о том, что раз Лили так усердно
– Куда же ты? – тихо прошептал бедняга, осознавший, что его цель только что ускользнула прямо у него из-под носа.
Сама Лили в этот же вечер бегала по своей спальне, сбрасывая вещи в большой чемодан, пока её отец через закрытую дверь пытался уговорить её остаться, но, как это обычно и случалось между ними двумя, безрезультатно. Он мог совершить самую ужасную вещь, которую только способен сделать человек, но против своей дочери у него не было оружия, из-за чего он начинал чувствовать себя беспомощным, хотя имел возможность поставить перед собой на колени любого. Кроме неё. Отец пытался придумать любые оправдания своим словам, которые высказал ей на балу, хоть и понимал, что она ему не поверит, но, несмотря на это, следующим утром Лили села на поезд, идущий в город, откуда было недалеко ехать до дома её тётушки.
Впрочем, этой поездке не суждено было затянуться, так как уже совсем скоро она получила известие об убийстве её отца, которое произошло вечером того же дня, что и её поспешный отъезд. И теперь она, одетая в траурное платье, стояла перед Пороховым, находящимся на грани отчаяния, и ждала оправданий от этого незваного гостя.
– Вы, я так полагаю, хотели поговорить с моим отцом, но такой возможности больше нет, – спокойно произнесла Лили, пытаясь выяснить, что же Порохов хотел обсудить. – Если вы не возражаете, то мне хотелось бы поскорее перейти к делу, так как из-за похорон у меня нет времени на безделье, коим вы вынуждаете меня заниматься.
Тут она поняла, что и сама уподобилась остальным обитателям этого дома, солгав, чего никогда раньше не делала до встречи с этим незнакомцем. От этого ей стало не по себе, ведь никаких дел у неё не было запланировано на пару ближайших часов, но Лили казалось, что этот молодой человек как-то связан со всей этой тайной деятельностью её отца, с которой она теперь твёрдо решила разобраться, сидя прошлой ночью в привычной для себя спальне и вытирая нескончаемый поток слёз своим платьем.
Глава 6. Зачистка огнём (продолжение)
Что бы ни решил предпринять в сложившейся ситуации Порохов, всё казалось ему неправильным: с одной стороны, на него давило чувство долга и верность ордену, с другой – существо, утрату которого ему было уже не пережить. Хоть он и не понимал, как можно задаваться подобными размышлениями, ведь вся его жизнь принадлежала тем убеждениям, что равномерно расходились по его венам каждый момент, проведённый среди тех, кто добровольно оставил душу, заменив её лишь жаждой революции, но стоя здесь, стоя на этом месте, среди нечеловеческих картин, глядя на девушку, казавшуюся ему до этого момента лишь отвлекающим от истинного предназначения видением, он был вынужден признать, что общечеловеческие чувства, подобные тому, что испытывают пары, за которыми он с недоразумением наблюдал, сидя в экипаже, сильнее, чем искусственно вживлённая вера в своё истинное и возвышенное предназначение.