Нерчинская каторга. Земной ад глазами проповедника

Кисляков Спиридон

Арестанты все, как один, закричали:

– За Христом! За Христом!

Я закончил проповедь и сошел с амвона. Плач арестантов все еще продолжался. По выходе же моем из церкви арестанты внимательно с ног до головы осматривали меня.

На душе у меня было радостно. Я отправился к начальнику тюрьмы на квартиру. Начальник сказал мне:

– Плачут, подлецы, а не исправляются!

– Внутренний переворот в человеке бесконечно труден, это не машина, – ответил я.

Помощник начальника:

– Первый раз вижу, чтобы каторжане плакали.

Начальник:

– Вы, Георгий Степанович, уж очень панегиризовалиим.

– Из-за человеческой их природы забыл, что они каторжане, – иронически сказал я.

– Так их лизать – пожалуй, залижешь их, – ехидно сказала бонна начальника.

Я ей ничего не ответил на это.

Был подан обед. По окончании обеда я отправился в тюрьму, чтобы ближе познакомиться с арестантами. Арестанты,

встречая меня на дворе и в своих палатах, ничего мне не говорили, только удивленно смотрели и временами пытливо, от ног до головы, измеряли меня. Обойдя все палаты, я направился на двор. Здесь я встретился с одним арестантом, который в упор смотрел на меня. Я уже хотел пройти мимо него, как тотчас этот арестант спросил меня, буду ли я еще им говорить проповедь. Я ответил, что буду.

После этого я вышел из тюрьмы и направился опять на квартиру начальника. По дороге я думал: что бы это значило, что арестанты не хотят со мной даже и разговаривать? Неужели у них такая дисциплина, чтобы с посторонними ничего не говорить? Может быть, это слово мое не было по сердцу им? Быть может, кто-то обо мне наговорил им что-нибудь нехорошее? Не могу объяснить их упорного молчания со мною.

Акатуйская тюрьма

Вечером того же дня я произнес им еще одно слово, в котором я доказывал, как необходимо им покаяться и окончательно исправиться, и начать новую жизнь. Арестанты слушали меня с еще большим вниманием, чем в первый раз. На следующий день я также произнес им две проповеди. В этот день ко мне на квартиру пришли три арестанта и выразили мне свою благодарность, и просили меня, чтобы я как можно чаще посещал их. Я очень был обрадован этим заявлением. Слава Богу, подумал я, что между мною и арестантами уже завязывается тесная дружба.

Наступил третий день; в этот день я произнес еще три слова и после сего вечером того же дня я отправился в Акатуевскую политическую тюрьму. Не могу сказать, что, отправляясь из Алгачинской тюрьмы прямо в Акатуевскую, я чувствовал себя подготовленным. Меня особенно смущала мысль, что я во всем объеме в то время не знал социализма. Я не раз думал: уж не проехать ли эту тюрьму на этот раз? Так неопределенно и пугливо размышляя, я не заметил, как передо мною предстал во всем своем суровом величии и сам страшный для меня Акатуй. Делать нечего, подумал я, надо и здесь благовествовать слово Божие. При этой мысли я слез с повозки и направился на квартиру начальника тюрьмы. Начальник принял меня очень любезно.

На следующий день утром арестанты собрались в храме, где мною была произнесена следующая проповедь:

«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33).

– Достолюбезные узники! Я не явился перед вами с тою целью, чтобы доказать вам всю страшную катастрофическую опасность социализма для всех стран и веков и всю его болезненную чреватость для всего человечества. Нет, я явился предвами, чтобы вам, как мнящих себя быть борцами человеческой правды, напомнить, что кроме социализма есть еще всеми забытая бесконечно более жизненная программа человеческой жизни – это Евангелие… И вот ее-то одну я и предлагаю вам, чтобы вы, взявши сию небесную книгу, объективно и беспристрастно рассмотрели ее, как единую сущую богосоциальную программу всесовершенной абсолютной жизни и со всех сторон сравнили ее с экономическим материалистическим социализмом, из-за которого вы так беспощадно жертвуете собою не только каторге, но и самой смерти.

Послышались голоса:

– Мы то и другое сравнивали несколько раз – и ничего не получалось!

– Сравнивать Евангелие, как абсолютную жизненную программу человеческой общественной жизни с экономическим материалистическим социализмом не так легко, как на первых порах нам думается. Здесь требуется не логическая теория, а конкретный результат пережитости того и другого. Другими словами: здесь налицо должен быть результат чистого опыта. Чтобы знать жизненность Евангелия, для этого нужно хоть год или два искренне и самоотреченно жить исключительно только по нормам евангельского духа Голоса из толпы:

– Евангелие много обещает, но ничего не дает!

– Я говорю, мои узники, – чтобы обетования евангельские были нашей жизнью, т. е. чтобы они, эти Христовы обетования, осуществились и стали для нас действительностью, для этого нам нужно переживать все нормы евангельского учения.

Голоса из толпы:

– Что ручательством будет, что переживаемость Евангелия может осуществить для нас свое обетование, как Вы изволили выразиться?

– Церковно-вселенский и личный опыт всякого переживающего Евангелие, мои милые слушатели, только этот двуединый опыт… Вселенский опыт есть опыт сверх, нежели исторической истины. Вы, мои узники, задумывались ли когда-нибудь над тем, что это за единственная в истории личность – Христос – из-за которой самые просвещенные народы, из-за одного Его, как Сущего своего Творца Бога отвергли всех своих национальных богов, находя только Его одного не только своим национальным идеалом, но и действительным Богом

и Творцом всего сущего? В самом деле, что такое Сам по Себе Христос, Который Своими сверхчудесными делами, Своим божественным учением перевернул всю историю, и не только перевернул ее, но и дал ей новое направление. Что такое Сам по Себе этот Распятый Галилейский Учитель, Который в три года Своею общественною деятельностью сдвинул самую жизнь человеческую с ее естественного обычного центра – пантеизма, в частности, человека-бога – и поставил ее на другой центр, никому доселе неведомый, центр Триипостасного Бога, Воплощенного Бога Логоса, центр евангельского духа, любви и святости? Кто как не Он один уничтожил перегородки достоинства и ценности человеческой личности, разделяющие мужчину и женщину, ребенка и взрослого, эллина от скифа, дикаря от культурного?.. Кто как не Христос, претворяющий в Себе Самом все дурное в одно идеально хорошее, все злое в одно духовное благо, все испорченное в одну новую тварь, все больное, нездоровое, – в одно здоровое, сильное, могучее; все безжизненное – в одну бессмертную жизнь, все мертвое – в одно бесконечное бессмертие? Кто как не Он один является безбрежным, всетворческим океаном, из которого и по которому текут бесчисленные множества рек, наполняющие собою всю вселенную всяким богочеловеко-вселенским, всемогущим творчеством? Кто создал такую всемирную плодотворную почву – чудеснейшее христианство, на которой (только на ней одной) произрастают всякого рода одаренные Богом благотворители всего человечества – самоотверженные герои евангельского духа, святые величайшие гении, творцы науки и искусства, как не один только Христос? Кто ведет к благой всесовершеннейшей, единственно всеспасительной цели все человечество, как не один только Христос? Против кого так неспокойно, напряженно-тревожно мировое зло всею своею массою движется, как только не против ли одного Христа? Почему все это космическое зло так безумно напрягает все свои силы исключительно только против одного Христа? Только потому, что Христос не только в Себе его не имеет, но, что удивительно, Он один, как сущий Бог, и является врагом всякого зла. Он один и есть Сущий Свет, прогоняющий собою всякую тьму греха и беззакония. Он один с невообразимою, всепобедною силою и уничтожает, и окончательно изничтожит его. Об этом свидетельствует вселенский опыт. Что же касается личного опыта человека о Христе, то мы относительно его будем кратки. Личный опыт о Христе таков: прежде всего, по мере органического единения христианина со Христом, первый меняется, претворяется, делается, становится абсолютно новою тварью во Христе, преобразуется в величайшего соработника Христу в деле претворения и превращения всей вселенной в безусловное Царство Божие и т. д.

И вот если бы вы об этом серьезно подумали, то в вашем внимании все программы улучшения человеческой жизни казались бы просто настолько ничтожными и смешными сравнительно с Евангелием, насколько ночной светлячок ничтожен в сравнении с солнцем. Но думать здесь при серьезном взгляде на дело не приходится, здесь нужно прямо, безо всякого промедления приступить к делу, т. е. подвергнуть Евангелие критерию истины, иначе: решительному, бесповоротному, всестороннему переживанию всего евангельского учения чисто практическим путем. Какой от этого получится результат – сравнить его не только с социализмом, но даже и со всею полнотою всей естественной человеческой жизни – и тогда решительно и смело следует уже предпочесть или социализм Евангелию, или Евангелие социализму. Но я, опираясь на сверхисторический вселенский опыт, а также и личный опыт подвижников Христовых и святых всех стран и веков, вперед беру смелость сказать вам: следуйте за Христом, отвергните ваш социализм и вступайте в ряды зодчих Царства Божия на земле. В этом будет истинное ваше призвание и самая верная цель вашей жизни!

После сих слов я сошел с амвона. Арестанты тотчас заявили мне свое желание побеседовать со мною в их зале без присутствия начальника и надзирателей. Я согласился. Ровно в два часа дня я отправился к ним на беседу. Арестанты встретили меня весьма любезно. Началась беседа.

– Послушайте, проповедник, вот мы слышали вашу краткую речь и целиком записали ее. Нам хочется после вашей речи задать вам несколько вопросов, – сказал убеленный сединами благообразный старец-арестант.

– Слушаю, – ответил я.

Акатуйская тюрьма

Выход ссыльно-каторжных на работы из тюрьмы

Арестант:

– Вы изволили предложить нам Евангелие, как программу жизни и пересмотреть и сравнить ее с социалистическими программами. Я принадлежу к тем христианам-социалистам, которые бы хотели действительно восстановить в нашей общественной жизни только одни принципы евангельской правды.