Нереал
Шрифт:
Ну и где же ты, снайпер Башарин?
Тьфу! Я и впрямь чуть не плюнул. Никакой он не стрелок, а — ходок! Я даже услышал средним ухом явственные слова:
— Ну, Башарин — это ходок! Имелось в виду — по части слабого пола. Человек за жестяной стенкой уронил авторучку. Удивительно, как далеко может укатиться эта штуковина без всяких к тому физических предпосылок. Если бы я не настиг ее в нырке под стол, она бы пронеслась через все кафе.
С добычей в руке я повернулся и увидел выглянувшее из-за стенки лицо.
— Васька! — сказал я.
— Игорешка! — ответил он.
Вот именно теперь, когда я встретил
— Отстрелялся! — бодро сообщил Александр Четвертый, государь-император королевства Гриль. Нет, точно, торчащие на всех углах повозки, где миллионами жарятся бройлеры-гриль, — его личная собственность. Примерно год назад он завоевал этими бройлерами сперва район, потом — город, а теперь и на всю область распространяется. У него есть и другие дела, не такие заметные. И не бройлеры сделали его самым богатым в окрестностях человеком. Но если так пойдет дальше — он восстановит в России монархию, потратив на это менее трети своих доходов, коронуется и действительно станет Александром Четвертым. Мои снимки войдут в учебники истории — но вряд ли я получу за них гонорар.
Корона ему пойдет — если чуточку набекрень. Он то, что называется — импозантный мужчина с благородной сединой. И плюньте в бороду тому, кто скажет, будто его величество начинало в мясном павильоне нашего центрального рынка. Рубщиком мяса. Правда, говорят, гениальным рубщиком.
— Как ты, Васька? Все там же? — понимая, что меня уводят, зачастил я.
— А ты? Не ушел из школы?
— Ушел.
— Куда?
— На вольные хлеба.
Не время и не место было для такого разговора. Но нам обоим с равной силой хотелось где-то посидеть, хоть в парке на скамеечке, и вспомнить, как сплавлялись по дикой речке Берладке, перевернулись и выплывали, теряя сапоги, рюкзаки и, непостижимым образом, мои документы из внутреннего, наглухо застегнутого кармана...
— Хорошие хлеба! — сказал Васька. С таким одобрением сказал, за какое и шею намылить не грех. При этом он глядел на пряжку моего ремня. Балерина я, что ли, чтобы талию соблюдать?
— Да уж не хуже твоих. А за каким это ты, сударь мой, Башариным гоняешься? Не за тем, у которого отпрыск учится в шестнадцатой школе?
Я как можно медленнее делал вид, что привожу в порядок содержимое своей сумки.
— Точно! Ты его знаешь?
— Отпрыска — знаю. А почтенного батюшку — на родительских собраниях встречал. Ну, еще когда класс ремонтировали. Весьма популярная личность!
— Я, собственно, готов отъезжать, — сказал Александр Четвертый. Это было равносильно приказу.
— Держи, — Васька сунул мне в руку что-то вроде трамвайного билета. — Обязательно! Срочно! Пока!
Эту штуковину я внимательно изучил уже в “субару” его величества. Такие визитки безденежные люди делали себе лет пять назад — сами набирали текст на компьютере, сами простенько верстали, распечатывали на обычных листах плотной бумаги, а потом нарезали прямоугольнички ножницами. Очевидно, Васька никогда не разбогатеет настолько, чтобы заказать сотню нормальных визиток. А может, им по службе не полагается? Мент с визиткой — это что-то уж вовсе невероятное.
Сообщил он о себе следующее:
“Василий Горчаков раб.тел. 213479
дом.тел. 418288, после 23.00”.
И то, и другое, и третье было
Я позвонил ему сразу, как только белая “субару” доставила меня обратно в город. Я был настолько зол на Александра Четвертого, фактически сорвавшего мне съемку, что нуждался в нормальном собеседнике, у которого денег в кармане ровно столько же, сколько у меня! А желательно — меньше!
Я за ними не гонюсь. А он, Александр Четвертый, не понимает, как это можно за ними не гнаться, хотя всячески показывает, насколько презренный металл ему безразличен. Однако люди, до сих пор не побывавшие в Барселоне и Валенсии, его удивляют.
— Приходи! — сказал Васька. — Роскоши не обещаю, а “Киндзмараули” есть.
Я не понимаю, действительно ли он знает толк в винах, но водкой пренебрегает. Я ее тоже не люблю — как можно любить то, от чего пахнет медициной?
— Ее не нюхать, а пить нужно! — возражают мне обычные нормальные мужики и хохочут. Такой ответ означает, что контакт неперспективен. Чересчур стандартное мышление. О чем прикажете беседовать с групповым автором такого афоризма? Aquila non captat muscas.
В общем, когда я уже подъезжал к Васькиному дому, то сообразил, что завтра в восемь утра хорошо бы сдать пленки в проявку, иначе к десяти я не привезу в редакцию портретов Александра Четвертого. Получалось, что я еду с двумя пересадками на полчаса, не более. Иначе домой придется добираться на такси. И по закону подлости я обязательно проснусь в половине десятого.
Все те два с половиной часа, что мы просидели за одной-единственной бутылкой “Киндзмараули”, Васька неназойливо сворачивал разговор на Башарина.
Я знал о нем немного. Сын учился в моем классе. То есть как — моем? Их классная, Ирка, как-то нелепо спланировала личную жизнь. Она собралась в декрет примерно в конце апреля — и мной заткнули дырку. Я целый месяц делал вид, будто командую недоумевающими семиклассниками, и молился Богу, чтобы после моего руководства никто из девочек не последовал по Иркиным стопам. Потом мне же пришлось организовывать ремонт класса силами родителей. По такому случаю несколько мам прислали на собрание пап — а Башарин, насколько — я помнил, трудился в строительной фирме и мог помочь с материалами.
Тогда же, в начале ремонта, я и узнал, что он — ходок. У него произошел стремительный роман с мамой одной девчонки, девчонку звали Настя, а маму — понятия не имею. Впрочем, все это было прошлым летом — год назад... Много воды утекло.
— Эта мама хоть замужем? — спросил Васька.
— Знать сие мне, сударь, не дано.
— А кто знает?
— Да Ирка, наверно...
— Она уже вернулась?
— В смысле — в школу?
— Ну?
— О, если бы я имел об этом хоть малейшее понятие!
— Вы же дружили!
Ну и что? Дружили... Ну, книгами менялись. Она вела русский и литературу, я — историю. К тому же она пять лет как замужем. Общались — вот как это правильно называется. Она ушла в декретный, родила и, естественно, засела дома с младенцем. С чего бы ей раньше времени в школу возвращаться? Хотя, что у нас теперь? Сентябрь! Парню уже год и два, что ли, месяца? Могла и выйти на полставки.
Чтобы Васька не начал разбираться, почему я избегаю Ирки и вообще всего, связанного с шестнадцатой школой, я перешел в наступление. Я прямо спросил, зачем ему понадобился Башарин.