Нерозначники
Шрифт:
Ну да у любого старожитного верши манерность такая -- стручковатая. К тому же есть у Ма-Мара тайна сокрытая. Между нами будь сказано, служит он потаённо Шипишу Переплёту, перешёл, так сказать, добровольно на сторону сил зла. Про то и Шивера, конечно, не знает и никто из верш и верховных доглядателей ведать не ведает.
Так-то он старо выглядит, но и не старик. Волос на голове жиденький и седой. Бороды и усов нет, а вот особинка у него, что перед другими вершами на отличку... очки носит. Большие вовсе очки, почти квадратные, с толстыми стёклами. У людей-то это понятно: если зрение плохое, то хошь
В теле -- худой-худой, и на лицо скуластый, нижняя челюсть напредки выпирает. Посмотришь -- ну, кощей и кощей. Да ещё во рту ни одного зуба нет. Оттого и шамкает, когда разговаривает, и всё время челюстями водит, будто жуёт. Отчего зубы не приставит, вовсе не ясно. Знает же, пустяшное совсем действо: в верховья слетал, а там -- минута иль две -- полон рот зубов, белёхоньких, крепеньких, все на своих местах, как полагается. А вот нравится ему, наверно, жубрёй ходить.
Тоже, вишь, не красавец. Однако среди обережников мужской сути красоту, по человеческим понятиям, не чтут. Чем страховитей да невзрачней, тем и почёту больше тому лесовину или обережнику. Не до уродства, конечно, -- такого уж не принято, чтобы верша о двух головах был или другое что лишнее на себя цеплял, будь-то рога на человеческой голове или уши ослиные.
В делах Ма-Мар во всём Шиверу слушает, не перечит нисколь, всегда с ней соглашается. Скажет та своё мнение о каком человеке, а Ма-Мар уже руками машет: и не говори, Шиверушка, такое это подлое создание -- человек, уж такое подлое! А то ещё -- ага-ага, чересчур весело живут.
Не устаёт, знаешь, повторять:
– - Я вот этих людей на две категории делю: одни -- самообожанины, а другие -- самопоклонянины.
И вот, стало быть, к таким обережникам и пожаловали Мираш с Юлей за Талю просить... Поклонились они, как водится, и Мираш говорит:
– - Просьба у нас маленькая: помочь надо добрым людям.
Шивера сразу же оклычилась, брови свела и спрашивает:
– - Кто такие? Откуда посланцы?
Мираш и лепортует: так, мол, и так, из Суленгинских лесов, главный лесовин, а это помощница моя.
Шивера смерила недоверчивым колким взглядом -- засомневалась, вишь.
– - Что-то уж больно молод для лесовина, -- поморщилась она.
– - А почему сразу не явился, не представился?
– - Помощника путного у меня не было, -- оправдывался Мираш.
– - Лес не мог оставить.
– - Мы только сейчас...
– - вплела Юля тоненький голосок...
Шивера и досказать не дала. Напустилась враз и давай в свой порядок натыкивать: что ей по нраву, а чего она не терпит вовсе. Как с ней разговаривать должно и как просить надобно.
Мираш с Юлей переглянулись, на Ма-Мара посмотрели, а тот притихнулся в сторонке, и будто так всё и должно быть. Обычное, мол, дело, всегда так гостей принимаем.
– - Вот дура, правда же?
– - громко сказала Юля, повернувшись к Мирашу, и так покачала головой, точно впервые такую-то видит.
– - Чео?!
– - взбеленилась Шивера.
– - Это кто ж такие? Гляди, Мар!
– -
Ма-Мар знаки подаёт: дескать, переждать надо: отклокатается вчерёд, прихрипнет маленько, а там обычно добрая становится.
Так и случилось, прошло возбешение. Только не потому, что Шиверу злоба отпустила, а мыслишка ей, каверзная, на ум пиявкой села. Углядела, вишь, что верша недалёкий какой-то да и помощница под стать ему. Дай, думает, поучу "легкоумков этих". Узнают у меня, как в чужое лезть.
– - Ишь, терпеливые какие, -- лилейно запела она.
– - Смотри-ка, не испугались дуры такой... Проверяла я вас. Думала, если ради человека не отступятся, значит, серьёзное что. О ком хлопочете-то?
Мираш сказал.
Как Шивера про Талю услышала, враз у неё в глазах молнии блеснули. Отвернулась торопко, чтобы себя не выдать, и опять говорит ласково:
– - Хорошая девушка. Нарадоваться на неё не могу.
– - Таля-то?
– - зашамкал беззубым ртом Ма-Мар.
– - Она у нас как солнышко. Сердце у неё доброе, любящее. Не самотница она какая, себялюбивая.
Юля фыркнула и укорчиво спросила:
– - Что же вы её тогда взамуж не пускаете?
У Шиверы снова строптивое нутро колыхнулось, не удержалась и куснула:
– - Сами спробуйте, если такие умные, пустить её!..
– - однако тотчас же посмякла и вовсе причитать стала: -- Нездорова Талюшка умом, нездорова... Вот сейчас костюм шьёт...
– - Какой костюм?
– - чуть ли не хором спросили Мираш с Юлей.
Заломила обережница горестно руки и дальше жаловаться стала:
– - Ох-хо-хо, бедная девочка. Увидела там кого-то во сне и по нему теперь умишком пошатилась, невесть с чего рану на сердце накарябала. Въяве ещё ни разу не видела суженого своего, а вот нашла заделье -- костюм на него готовит. Свадебный. Будто бы и рост знает, и сложение, -- Шивера смахнула скупую слезу.
– - Как по меркам прямо. Самую дорогущую материю купила. Бедная девочка. А у ней зарплата... Сама в скромном ходит.
– - Не может быть, -- ошарашено выдохнул Мираш.
– - Да сами можете посмотреть, если мне не верите, ох-хо-хо... Серьёзная хворь, прямо-таки не знаю, что делать...
– - Наговариваете вы на Талю, нехорошо это, -- насупившись, сказала Юля.
– - Мы с Мирашиком пока своими глазами не увидим, нипошто не поверим!
– - Да мне и не жалко, мне скрывать нечего!
– - усмехнулась Шивера.
– - Ладно уж, посмотрим, чего она там сейчас делает. Ну-ка, Мар, покажи-ка нам Талю эту, пусть полюбуются!
Ма-Мар сразу к стеллажу сунулся за папками, что-то там мерекать начал. А Мираш удивляется:
– - Так ведь ночь, спит Таля наверняка.
Шивера снисходительно покачала головой и говорит:
– - Эх, молодо-зелено... Ночью оно ещё и лучше бывает.
И тут на обережниковском экране, что во всю стену, видение объявилось.
Таля и впрямь спала, а вот живика её шитьём занималась... На поглядку раздвоение какое-то: одна Таля в постели, спит себе безмятежно, улыбается во сне, будто что хорошее видит, а другая -- за столом копошиться, на котором машинка швейная и разные портняжные штуковины.