Нерушимые истины
Шрифт:
Джамгон Конгтрул Великий, например, воспитывался в семье Бонпо (Bonpo) и высказывал предпочтение наследию Ньингма. Однако в раннем возрасте он был похищен лидером Кагью Палпунгом Ситу и содержался фактически как заложник — случай, на который он горько обижался. Этот неудачный инцидент показывает, что грубого поведения в Тибете не избежала ни одна секта.
После получения образования и в практике, и в академических традициях Кагью и после обучения с другими учителями Конгтрул поднял знамя движения Ри–ме, путешествуя по Тибету, посещая гомпы, места уединения и учителей в поиске тантрических посвящений и устных наставлений, которые накопились в Тибете, начиная со времени первого распространения. Джамгон Конгтрул — и в этом он был един с своим коллегой Джамьянгом Кхьенцем — ходили повсеместно, получая полномочия, тексты и устные наставления. Конгтрул скомпилировал обучения, которые получил, в пяти больших антологиях и собраниях, главными из которых являются шестьдесят три тома Ринчен Тердзо (Rinchen Terdzo) и десять томов Дамнгак Дзо (Damngak Dzo). Он был также
Каждый учитель Ри–ме имел, как уже говорилось, прочные корни в определённой школе и традиции. Именно это определяло его существенную роль и идентификацию его наследия, и именно этим он занимался и это передавал своим ученикам, Рингу Тулку отмечает, что Джамгон Конгтрул был приверженцем Кагью и твёрдо придерживался своего наследия, в то время как Джамянг Кхьенце «был настоящим последователем Сакья, его монастырь был Сакья, он был главным Кхенпо в пределах традиции, и он держался за своё место в Сакья очень крепко». В то же время различные сторонники Ри–ме учились друг у друга и обменивались учением и наставлениями практики, рассматривая это как часть своих усилий по сохранению умозрительных традиций. И они направляли своих учеников и студентов делать то же самое. Этот вид глубокого и взаимного обмена, оказалось, стал наиболее мощным элементом в движении Ри–ме. Получая обучение других наследий, учителя Ри–ме были способны видеть, что тот же самый уровень мудрости, сострадания и силы передавался через различные формы. Это препятствовало любой тенденции, направленной на то, чтобы поставить свой подход выше всех других. Благодаря обучению друг у друга, учителя Ри–ме были также способны видеть, как различные традиции подчёркивали специфические аспекты просветления и обеспечивали разнообразие направлений к его достижению. Рингу Тулку отмечает, что благодаря ознакомлению с различными подходами человек приобретал новое и неожиданное понимание собственной традиции и обнаруживал новые глубины и тонкости. Тем самым усилие по сохранению учений подлинных умозрительных традиций было важным элементом самой внутренней духовной жизни тех, кто придерживался точки зрения движения Ри–ме.
Важный стимул движению Ри–ме был дан в связи с открытием текстов, которые ранее были недоступны. В семнадцатом веке традиция Гелук под руководством пятого Далай–ламы была втянута в конфликт с принцами Шигаце (Shigatse) из-за борьбы за контроль над Центральным Тибетом. Именно этот конфликт закончился вмешательством Алтан Хана и учреждением приверженцев школы Гелук как религиозных и политических правителей Тибета. Судьба школ Кагью и Джонанг была тесно связана с принцами Шигаце, и поэтому школы испытывали особую неприязнь со стороны Гелук. Часть недоброжелательности по отношению к последователям Джонанг, в частности, произошла, возможно, из-за их приверженности доктрине шентонг (shentong), «пустота другого», которая существенно отличалась от представлений школы Гелук. Принимая учение третьего поворота намного буквальнее, чем Гелук, доктрина шентонг держалась на том, что, как уже говорилось в главе 7, в то время как окончательная действительность пуста от природы эго, как это заявлено во втором повороте, она не пуста от своих собственных качеств мудрости и сострадания. В этом смысле окончательно пусто только то, чего нет, — следовательно, шентонг, пустота другого.
Пятый Далай–лама, после того как ему был дан Ханом религиозный и светский контроль над Тибетом, насильственно закрыл орден Джонанг. Многие из его монастырей были преобразованы в монастыри школы Гелук — действие, которое он также применил к некоторым монастырям школ Кагью и Бонпо. Большинство текстов Джонанга было сожжено, но библиотека главной гомпы Джонанга была просто опечатана, и её содержимое уцелело. В девятнадцатом веке, приблизительно через два века после этого, известный учитель Ри–ме, Шалу Лосел Тенкьонг (Shalu Losel Tenkyong), смог убедить правившего тогда Далай–ламу снять запрещение на Джонанг и открыть библиотеку. Это произошло, и разные основные учёные Ри–ме начали читать тексты Джонанг, находя в них наиболее полезный синтез учёности и медитации. Различными способами литература Джонанг поддержала и увеличила аспекты мышления Ри–ме и стала важным источником вдохновения и идей для многих его учителей.
Несмотря на акцент, сделанный на медитации, как уже говорилось, среди учителей Ри–ме появились учёные очень значительного достижения. Возможно, наиболее замечательным был Джу Мипхам Ринпоче (Ju Mipham Rinpoche) (1848—1912), великолепный учёный Ньингмы{Следующая точка зрения взята из лекции Джулис Левинзон на семинаре Ваджрадхату в Центре Шамбалы в Скалистых Горах на Ред Фезер Лейке, Колорадо, 1996 г.}. Он родился в Восточном Тибете, начал учиться читать и писать в возрасте шести лет. В тот же самый год, очевидно, он запомнил текст «Domsum», или три клятвы хинаяны, махаяны и ваджраяны. Когда ему было двенадцать лет, он отправился учиться в один из монастырей направления Шечен (Shechen). Учёные в Шечене быстро признали необыкновенные таланты Мипхама и стали специально для него адаптировать своё обучение. После трёх лет обучения в возрасте пятнадцати лет он ушёл в отшельничество на восемнадцать месяцев, выполняя практику Манджушри, бодхисатвы мудрости и «святого покровителя» учёных. В это время Мипхам имел видение Манджушри и впоследствии обнаружил, что стал способен понять любую тему, которой касался. С этого времени
После своего отшельничества Мипхам начал учиться всерьёз под руководством ряда наиболее образованных и осуществлённых учителей тех дней. Он изучал санскрит и тибетскую медицину у Джамгона Конгтрула Великого, «имеющее силу познание» у Понлопа Лотера Вангпо (Ponlop Loter Wangpo), Бодхичарьяватару (Bodhicharyavatara) у Дза Палтрула Ринпоче, дзокчен у Кхьенце Вангпо, пять драхм Майтреи у Солпона Пема (Solpon Pema) и так далее, выполняя свои уроки с удивительной скоростью, глубиной и ясностью. Следующая история иллюстрирует поразительную сообразительность Мипхама. Однажды, живя в уединённом месте над монастырём Ривоче (Riwoche), Мипхам попросил слугу принести ему десять томов из монастырского собрания Канджур (Kanjur), тексты, содержащие сутры и тантры, проповедуемые Буддой. Каждый из этих томов содержал от четырехсот до шестисот страниц. Мипхам быстро прошёл эти десять томов и попросил принести вторые десять томов. За несколько часов он закончил проходить второй комплект и попросил принести третий. Этот процесс длился, пока слуга, устав от переноски томов, имеющих значительный вес, между монастырём и уединённым жилищем вверх и вниз по горе, спросил о действиях Мипхама. Искал ли Ринпоче что-то конкретное, возможно какое-то высказывание или цитату, и, если это так, не могли бы учёные, находящиеся внизу в монастыре, помочь в этом процессе, чтобы все эти книги не надо было носить вверх и вниз целый день? Мипхам ответил, что ему, фактически, надо пролистать каждый из этих томов. Слуга спросил, как это возможно, поскольку Мипхам переворачивал страницы с такой скоростью, с какой только мог. Но, однако, Мипхам настаивал, сказав: «Знай, я не запоминаю то, что читаю, но я читаю все и постигаю все, что читаю». Мипхам продолжал, пока не прошёл полное собрание Канджура с его десятками тысяч страниц.
Работы самого Мипхама Ринпоче составляют тридцать два тибетских тома. Кроме того, все это были оригинальные работы, не антологии или собрания работ других людей. Примечательно, что все эти работы последовательно глубокие, ясные и всесторонние. И ещё более примечательным является то, что Мипхам фактически проводил большую часть своего времени не за письмом, а за занятиями непрерывной медитацией и днём, и ночью. Во время перерывов на завтрак и чай он ставил банку с чернилами на колени и писал, взяв ручку в правую руку. Левой он продолжал перебирать бусинки своих мала (mala, чёток), отмечая мантры, которые проговаривал, в то время как сочинял свои академические тексты. Качество сочинений Мипхама было постоянно превосходным, независимо от его возраста или внешних обстоятельств. Например, когда Мипхам стал намного старше, он натолкнулся на текст, выражающий его взгляд на ориентацию Мадхьямака Нагарджуны и Чандракирти, который он сочинил за несколько дней, когда ему было двадцать лет. Пролистав его, он отметил, что находит текст точным во всех отношениях и не хотел бы изменить даже слова.
Необыкновенная манера, в которой Мипхам был способен сочинять свои тексты, так же как и экстраординарные результаты, привели некоторых к мысли рассматривать сочинения Мипхама фактически как термы. Другими словами, тексты создавали впечатление, будто они существовали в своей полной и совершённой форме в бескрайнем пространстве сознания, проходя сквозь Мипхама, как сквозь открытый и свободный сосуд передачи.
У сторонников движения Ри–ме было особое понимание практики тантр, которое весьма отличалось от понимания приверженцев школы Гелук. В монастырях различных школ, входящих в Риме, люди были способны браться за практику тантр в довольно раннем возрасте. Кроме того, они не должны были быть полностью предопределёнными монахами, чтобы заниматься этим. Не–предопределяемые йогины и небезбрачные практики–миряне могли получить тантрические полномочия и вступить в практику так же легко, как полностью предопределённые монахи. Таким образом, ворота в тантрическую практику были широко открыты, и человек мог быть принят как ученик и инициирован не благодаря своему формальному обучению или верительным грамотам, а благодаря демонстрации открытости сознания и дисциплины, которые требуются для успеха в практике тантр.
Движение Ри–ме никогда не становилось отдельной организованной школой со своими собственными монастырями, собственной иерархией и собственной ортодоксией. Как писал Рингу Тулку, никогда не было никакого ламы, который был бы известен как лама Ри–ме; вместо этого каждый имел в наследии особое место и идентификацию. Разнообразие, децентрализация и отсутствие догматизма остались ключевыми элементами в подходе Ри–ме. Типично, что даже акцент на третьем повороте колеса дхармы и шентонге, который характерен для большинства учителей Ри–ме, ни в коем случае не поддерживался твёрдо всеми. Фактически, Мипхам идентифицировал себя как Прасангика Мадхьямика (Prasangika Madhyamika) и считал, что это, а не шентонг было самой высокой философской позицией.
Итак, очевидно, что учителя Ри–ме представляли собой разнообразную группу людей, и это также подтверждается их образом жизни. Некоторые из них были монахами, другие были йогинами или практиками–мирянами. Много важных лидеров движения Ри–ме были не безбрачными, а женатыми. Как и в других вопросах, важный момент здесь заключается в том, что нельзя считать один специфический образ жизни, например образ жизни монаха, йогина или мирянина, выше других, а скорее надо оценивать то, как каждый, находясь в правильных обстоятельствах и с правильным обязательством практики, может стать транспортным средством к самой высокой реализации.