Нерушимые истины

Рей Реджинальд А.

Все же, согласно буддизму, знание того, что нам дал учитель или что фактически говорится в текстах, необходимо. Почему? С одной стороны, учения буддистов, хотя сначала и кажутся «другими», на самом деле появились из опыта бесчисленных поколений медитаторов и обращают наше внимание на наш собственный, наиболее интимный, тонкий и личный опыт. Кроме того, первая праджна даёт нам надёжные знания, которые отразятся во второй праджне. Если мы не знаем того, что говорит учение, мы просто вернёмся обратно к нашему предвзятому мнению и обычному образу мышления, которые в первую очередь и привели нас к столь большим неприятностям.

Можно спросить: «Почему я должен учить и рассуждать —

как в первых двух праджнах? Почему я просто не могу сесть и медитировать без дополнительного багажа?» К сожалению, даже когда мы садимся «просто медитировать», трудно уловимые мысли сопровождают нас и оказывают сильный эффект на то, что мы видим. Если человек не понимает, хотя бы до некоторой степени, буддистское учение об отсутствии эго, то существует возможность, что его медитация будет направлена к незаметному увековечению эго через попытку избежать дискомфорта или создать такое настроение, которое человек считает «достойным» и «ценным».

Первые две праджны важны и по другой причине: нам потребуется то, чему мы научились, позже, по мере продвижения по духовному пути. Трунгпа Ринпоче требовал, чтобы его студенты изучили и даже запомнили наизусть учение, которое он давал. В моем собственном случае я должен сказать, что очень многое из того, что он преподавал, прошло, как говорят, «поверх головы». И все же насколько частым был мой опыт в том, что в уединении многие годы спустя то, что он говорил, внезапно появлялось в моем сознании в трудные моменты, когда мне требовалось разъяснение или руководство. Было бы трудно переоценить насколько полезными могут быть знания человека, когда он медитирует, просто пробуя расположиться и отдохнуть в «природе сознания».

На духовном пути все три праджны используются последовательно, как я их здесь описал. Они также ещё больше используются при обращении назад и продвижении вперёд (к ним обращаются все время). Например, после размышления об учении и получения более глубокого понимания его уместности для нашего опыта у нас может появиться желание возвратиться назад и изучить тексты более тщательно. Или, медитируя, мы можем обнаружить, что у нас накопилось много вопросов к духовному наставнику или изученным текстам и желание узнать то, что они говорят по поводу того, что мы испытали в нашей практике.

В традиционном Тибете очень много внимания уделяется изучению, запоминанию и развитию способности повторить содержание буквального учения. Тибетские ламы, особенно если у них не было достаточного опыта преподавания жителям Запада, часто будут придерживаться традиционного стиля обучения, просто излагая тот или иной текст с минимумом комментариев. Западные студенты иногда считают, что этот метод не устраивает их, и ищут что-то более подходящее для своей ситуации, своего мышления и своих проблем.

В этом контексте может быть полезно понять, что при продвижении тибетского буддизма на Запад главная цель перевода состоит в том, чтобы дхарма, далёкая от чужого существа, стала языком, который напрямую даёт голос нашему самому сокровенному опыту жителей Запада. Тибетские учителя сделали многое для этого перевода, придя на Запад и представляя обучение так, как они это делают; а несколько необыкновенных учителей встретили нас гораздо раньше чем на полпути. Но независимо от того, какой участок пути они оставили нам, мы, жители Запада, должны преодолеть его при помощи собственного обучения, рассуждения и медитации.

ТРИ ЯНЫ

В наших западных религиозных традициях, как уже говорилось, акцент часто делается на правильности учения и неоспоримости веры. Это ведёт к идее, что духовная истина имеет одну, и только

одну правильную формулировку. Тем самым религиозный человек остаётся без реальной альтернативы и должен принять эту единственную формулировку безотносительно того, имеет ли она или не имеет хоть какое-то отношение к его реальному опыту или пониманию.

Буддизм понимает духовное обучение как упая (upaya), или квалифицированные (умелые) средства. Никакая формулировка истины не имеет внутренней или внешней ценности сама по себе, независимо от человека, которому она адресована. Вместо этого каждая отдельная формулировка должна быть оценена согласно её способности открыть наши глаза на более глубокий опыт действительности. Фактически, на различных стадиях собственного духовного пути мы видим действительность по–разному и нуждаемся в учении, которое является соответствующим нашей ситуации в данный момент.

Можно спросить, а что же будет, когда человек достигнет просветления? Будет ли у него в этот момент учение, которое соответствует не ситуации индивидуума, а является абсолютным? Ответ — нет. Говорят, что, когда человек достиг полной реализации состояния будды, он сидит в блаженной тишине, рассматривая невиданные вселенные, их возникновение и смерть и выражая совершенство этого опыта в любви к другим. По странному парадоксу Будда никогда, фактически, не произносит ни слова, никогда не сводит свою реализацию к какому-либо способу. Все же, некоторым чудом, мы, чувствующие существа, «слышим» полноту его тишины различными способами и ощущаем его говорящим словами, которые ясно формулируют то, чему мы должны учиться. Другими словами, тишина Будды — единственное из существующих окончательных учений.

На определённом уровне говорят, что Будда дал восемьдесят четыре тысячи дхарм, или различных видов наставлений. Каждое из них соответствует определённому типу человеческой ситуации и специфическому уровню духовного развития. Восемьдесят четыре тысячи дхарм отражают широкое множество учений буддизма, которые развивались в Индии. В тибетской традиции это множество организовано в три яны, или колесницы. Три яны — это три общих уровня духовного понимания, которые каждый тибетский буддист проходит по пути к полному просветлению. Они включают в себя хинаяну, или малую колесницу; махаяну, или большую колесницу; и ваджраяну, или алмазную колесницу. Каждая яна представляет собой не только уровень понимания, но также и комплекс доктрин и практик, подходящих человеку, находящемуся на определённой стадии.

Согласно тибетской традиции, учения этих трёх колесниц давались Буддой в течение всей его жизни, в определённых случаях и определённой аудитории. Каждая колесница имеет своё собственное «представление», «практику» и «результат». Калу Ринпоче выражает традиционную формулировку так:

«Подход хинаяны заключается в поддержании совершённой дисциплины и прекращении поведения, которое причиняет вред себе и другим. Это защищает практика от препятствий и отвлечения внимания и даёт возможность осуществлять однонаправленную медитацию.

Подход махаяны предполагает практику сострадания ко всем существам, а также медитации о глубокой пустоте. Все это делается одновременно. На основе альтруистического настроения (состояния сознания), или бодхичитты, мы практикуем шесть совершенств: предоставление (giving), этику, терпение, увлечённое упорство, медитацию и мудрость.

Подход ваджраяны — это путь превращения, который очищает все действия — эмоции, нечистые иллюзии — и позволяет нам быстро достичь просветления через медитацию Зарождения и Стадии Завершения»{Калу Ринпоче. «Luminous Mind». С. 97—98.}.