Нерушимый 9
Шрифт:
— Я понял. Рад за тебя.
Он сделал тоскливое лицо.
— Футбола не хватает ужас как. У нас своя команда есть… для таких же… инвалидов, но это ж не то. Уровень не тот.
— Рад, что динамика положительная, — дежурно ответил я, и мы начали подниматься.
Гусак виновато сказал:
— Я это… пойду к остальным, расскажу, успокою.
Потом мы пили за грядущую победу в Европе, за наших там, то есть меня, Микроба и Сэма в составе сборной, за мощное нападение, за защиту и полузащиту, за тренеров, за начальника команды, за счастье
Я выпил два раза по полбокала, а после наливал себе газировку, вспоминая Горского, что нам пить нельзя. А Тирликасу, вон, можно — он не стесняясь налегает на коньяк, стоящие над душой официанты не успевают наливать.
В конце концов стало ясно, что, чужие не придут и нам дадут оттянуться, пришли музыканты, их музыка звучала все задорнее. Микроб не выдержал, забрал гитару и исполнил гимн «Титана» в рок-аранжировке. И пошла жара с танцами, причем танцпол устроили на смотровой, что в шпиле на самом верху. Из соседнего зала Колесо привел двух красоток в вечерних платьях — видимо, девочек организовали футбольные боссы, посчитав, что парни могут заскучать, но сделали это ненавязчиво.
В десять меня начало клонить в сон, но тут было приятно, вкусно, и огоньки раскинувшейся внизу Москвы завораживали, потому мы с Риной досидели до часу ночи. Потом пошли к себе в номер, провели незабываемую ночь и уснули под утро.
На следующий день мы отправились в лобби завтракать. Такого я не видел никогда. То, что вчера было в ресторане — попса и скудность. А может, все просто не влезло на небольшие столики.
Сказать, что столы ломились — ничего не сказать. Тут было не просто все, а чуть боле чем все. Мясо всех видов, и кошерное, и халяльное, всевозможный сыр, фрукты, свежевыжатые соки, рыба, семга четырех видов, икра, сладкое, морские гады, закуски, салаты…
Я набил две тарелки — не от жадности, а просто хотелось попробовать всего понемногу. Мы уселись за столик с Клыковым и Машей, а я краем глаза поглядывал на Сэма, носившегося с тарелками, как голодающий.
После экскурсии на кораблике домой мы приехали на автобусе полным составом в десять вечера. Рина повесила мою медаль на дверцу шкафа, а кубок установила на прикроватной тумбе.
— Пора выделять место под уголок почета.
— Вот переедем в квартиру попросторнее, можно целую комнату выделить, — улыбнулся я.
Рина упала на диван и сложила руки на животе.
— Неделю теперь не есть. Эх… а нечего было жадничать!
— А как не пожадничать, когда не просто вкусно, но и интересно. Я в жизни такого не ел, как там было.
— Ага, мне есть куда расти, — улыбнулась Рина, намекая на свей кулинарный талант, и выгнулась, как кошка.
Я уселся за стол, готовый разбирать корреспонденцию и отвечать на поздравления, как позвонил Микроб.
— Саня, ты ничего не забыл в автобусе? — спросил он.
Я напряг память, перебирая вещи, которые брал с собой, но Микроб не дал фантазии разгуляться.
— Зайди, короче, у меня твой пиджак.
— Хочешь,
Разблокировав, я бросил ей свой «Енисей».
— Буду благодарен!
А сам выскочил в коридор и рванул на второй этаж, где жил Федор, краем глаза заметив смутно знакомую фигуру в конце коридора. И только спускаясь по лестнице, подумал о том, кто это может быть. Да мало ли кто, сосед домой вернулся, пьяного мужа не пускают в квартиру.
Микроб меня ждал у входа с пиджаком в руках.
— Спасибо, дружище, — улыбнулся я, помахал рыженькой, бренчащей на гитаре, и подумал, что надо бы выяснить ее намерения, чтобы опять наш романтичный Федор не влип, как с той гимнасткой.
Но это позже. Поднимаясь по лестнице, я думал про фигуру в коридоре. Настораживала она меня. Потому на всякий случай я взял пиджак так, чтобы можно было или сбросить его, не замешкавшись, или использовать как орудие боя.
И ступеней-то всего ничего, а передумать успел и о покушениях на самородков, и о фанате «Спартака», жаждущем мести. О хорошем не думалось, и поднимался я, прижимаясь к стене и чувствуя, что там, в коридоре, кто-то есть, и ждет он — меня.
— Да не жмись, — ответили голосом с мягким акцентом. — Я с миром.
Я сделал еще пару шагов и увидел перед собой Мику Погосяна. Он стоял, опустив голову, но смотрел мне в глаза.
— Злишься? — спросил он.
Больше всего на свете он хотел сбросить груз с души, чтобы больше не чувствовать себя говном, и камня за пазухой не держал. Напротив, был готов получить по морде.
— А ты? — усмехнулся я, останавливаясь, и Погосяна понесло; покачнувшись и икнув, он горячо зашептал:
— Я жнд не ду-умал, что ты на ней женишься, думал, поиграешь просто…
— Правильно, думать-то зачем? Правда иногда неприятна, так нафига включать мозги? А то, что ты не только меня, но и всю команду подставил?
Он снова покачнулся, засопел.
— Яжзв… я ж звввиняться пришел!
И тут я понял, что Мика не просто пьяный, он бухой в зюзю. Типа если побьют, не так больно и обидно будет.
Он шагнул ко мне, раскинув руки.
— На! Бей! Если легче — бей!
— Да нафиг ты мне нужен! — Я легонько оттолкнул его. — Ты сам себя выпорол, карьеру свою перегадил. А у нас все отлично, «Титан» — чемпион!
Он мотнул головой.
— Я не назад проситься… Просто прости, брат, да? Неправ был. — Он перебрал ногами, выпростал руку, опершись на стену. — Щщ… щастья вам! А я пошел.
Смотреть на него было неприятно. Он напоминал больную лошадь, каких пристреливают. Другой бы порадовался: вот тот самый момент, когда поверженный враг в ногах валяется, а мне было жаль Мику, но и тащить в квартиру я его не собирался.
— Дойдешь? — бросил я ему в спину.
Мика кивнул и с первого раза попал в кнопку вызова лифта, а я скользнул в квартиру, повесив пиджак на вешалку в прихожей.