Нервных просят утопиться
Шрифт:
– Вы думаете? – покосилась на Алисию хозяйка. – А мне казалось, там женщины были…
Аллочка даже задохнулась от возмущения:
– Нет, у нее муж погиб, а она о каких-то женщинах думает! – всплеснула она руками. – В какой больнице сосед ваш пролегает?
– В Тысячекоечной. А вам зачем?
– Да мне и не нужно вовсе. И, знаете, деньги мне тоже не нужны, – милостиво отказалась няня. – Ну чего я там сидела с вашим ребенком… Вы уж тут того… не сильно убивайтесь, не забывайте, у вас дети…
Аллочка не стала ждать нежных прощаний с вдовой Романа, выскочила за
«Значит, Терентий жив… И еще Гутю чуть не заложил, стукач! А если он в себя придет? Как пить дать – сдаст в первую очередь… Ох и жалко сестричку Гутю, посадят ни за хвост собачий… – размышляла Аллочка, спеша домой. – И что делать? Надо помогать сестре…»
Домой идти не хотелось, но сердце у Аллы Власовны было не каменное – сестре требовалась ее помощь! А потому она быстрее заработала ногами…
Гутя же сидела в хорошо обставленной квартире Севастьяна, перед ней на стеклянном столике стояла крошечная, словно игрушечная чашечка кофе, но женщина к ней даже не притронулась – широко распахнув рот, она слушала исповедь Севастьяна Рожкина. Севастьян успел переодеться, принять для душевного равновесия рюмочку коньяку и теперь, вперив взгляд в горшок с кактусом, грустно проговорил:
– Ах, Гутиэра… Как это постыдно, что ты видела меня в таком непотребном обличье… В платье, в платке…
– Да чего уж постыдного? Подумаешь – в платке! Не без штанов же, – принялась успокаивать Гутя. – Ты вон, когда у нас больной лежал, так там я и уточку подносила… И зачем сбежал, спрашивается, чего тебе не хватало?
– Гутиэра!! Ну как же ты не понимаешь?! – вскочил Севастьян, опрокинул еще рюмочку с коньяком и уже спокойнее продолжал: – Как же ты не понимаешь?!! Я же от тебя! От тебя беду отводил!!
– Сева…
– Не спорь! Ты ничего не знаешь! А я… – Севастьян снова плюхнулся в кресло, опять уставился на кактус и начал вещать: – У меня в жизни были три женщины, которые были мне дороги… Маму я не считаю. С Лидией мы прожили больше десяти лет. Господи, как она меня любила!
– Я понимаю, понимаю… – прошептала Гутя, не замечая слез.
Севастьян снова поднялся и успокоил себя рюмочкой.
– Нет, Гутенька, ты не понимаешь… Она меня в люди вывела. Ну не одна, конечно, папа ее помог, влиятельный был мужчина, да… Так вот я с ней таких высот достиг! Фирму свою открыл! Директором работал. А потом… Черт, до сих пор не могу себе простить, на кой фиг я полетел в эту командировку?! Да, честно говоря, это и не командировка была, просто одноклассники собирались, а я их около двадцати лет не видел. Ну и захотелось… А Лидии сказал, что в командировку, потому что не хотел, чтобы она со мной увязалась. Ну, понимаешь, там одноклассники, воспоминания, свои интересы, чего ей зря толкаться. А она бы непременно со мной понеслась. Вот я и… Короче, полетел один, а потом, когда уже возвращался, она меня встречать ехала, ну и… авария у нее произошла, пьяный водитель самосвала на красный свет несся – и в нашу машину… Нет, ну на кой леший пить, если на самосвал лезешь?! После Лидии у меня все наперекосяк пошло. Бизнес как-то сам собой рассосался, им же надо было заниматься,
Севастьян надолго замолчал, и Гуте даже показалось, что он собирается вздремнуть.
– А дальше? – постучала она ложечкой о чашку. – Дальше что было?
– А… а на чем я остановился? – очнулся Севастьян.
– Ну… работать ты дальше не смог, так переживал, а потом?
– А потом я встретил Томочку… Она девчушка совсем еще была. Мы с ней даже расписаться не успели…
– Почему?
– А она повесилась.
Гутя от неожиданности крякнула.
– Что это она? Может, ты пил? Вот она и решила – зачем, мол, с тобой жизнь губить медленно, лучше сразу…
– Да ну уж! Чего это я пил-то? – возмутился Севастьян. – Я и не пил тогда. И вообще, когда она повесилась, я не мог пить, я в больнице лежал, с аппендицитом. Мне тогда и так хреново было, я еле от наркоза отошел, а тут – на тебе! Такие новости! Ее даже и хоронили без меня, так мне нездоровилось. А ты «пил»! Обидно даже…
Гутя и в самом деле почувствовала, что обидела хозяина, поэтому уже сама налила ему рюмочку.
– Ну а дальше что? – затормошила она его, когда рюмочку опустошили.
– Дальше пришлось познакомиться с другой женщиной, – с горечью сказал Севастьян. – Ее Аллой звали…
– Как мою сестру, да?
– Сравнила!
Напоминание о Гутиной сестре так взволновало Севастьяна, что он даже на некоторое время онемел, только мотал руками в воздухе.
– Она знаешь какая была? Идеал! – выписывал перед собой ладонями женский идеал Севастьян Рожкин. – Талия – во! Ноги – вот отсюда! А г… глаза! Красавица! Ну говорю же – идеал! А я ее почти и не любил, мне тогда вообще не до женщин было, но она сама… Знаешь, сколько она за мной ходила, с ума сойти! И ведь добилась своего – я стал оттаивать. У нее такая фигурка была…
– Ты уже говорил, – насупилась Гутя.
Но Севастьян ее не слышал.
– У нее такая фигурка была, а она все ее ходила оттачивать во всякие спортзалы. И меня приобщила. Я так футболом увлекся, сам от себя не ожидал. Нет чтобы там пивка попить, в баре посидеть, а я как больной – в спортзал. В конце концов Алла меня даже ревновать стала к мячу. И чтобы она не нервничала, мы даже заявление в загс подали. Через месяц должна была свадьба состояться… Она перчатки себе поехала выбирать… Вот скажи, зачем ей обязательно нужны были перчатки? Мы же не на ринг собирались! В общем, она поехала в магазин, а я снова на стадион. Меня прямо с футбольного поля вызвали – Алла выкинулась с балкона.
– Зачем? – глупо спросила Гутя.
Севастьян на нее посмотрел долгим взглядом и придвинулся к самому ее лицу.
– Я – не – знаю! – громко прошипел он.
– Сева… она не могла… девушка перед свадьбой не могла выкинуться с балкона, – покачала головой Гутя. – Или… или ты мне что-то недоговариваешь…
Севастьян устало опустился в кресло.
– Да все я договариваю, – вытянул он из дорогой пачки сигарету и закурил. – Ты думаешь – это я их? Фигня. Даже милиция не смогла меня к этим смертям приклеить, а уж сколько они со мной работали. Да и мотивов-то нет.