Нервных просят утопиться
Шрифт:
Пока одаренный брат придумывал ответ в стихотворной форме, дверь отворилась и на пороге появилась грудастая женщина, увешанная продуктовыми пакетами.
– Это еще что за царевна-лягушка? – уставилась она на Гутю. – Иоанн!! Ванька, мать твою! Хорош опять губами булькать! Я спрашиваю – это что?! Отрыжка прошлого? Что она здесь делает? Почему ты еще в трусах? В смысле, почему ты в трусах перед посторонней бабой?!!
Гутя попыталась объясниться:
– Понимаете, я подруга Аллы. Пришла узнать, что с ней случилось.
– Ты мне зубы-то не заговаривай!!
Гутиэра Власовна приземлилась только внизу площадки. Возвращаться назад, к стихам, уже не тянуло.
– Вот гадина, – отряхивалась Гутя. – Нужен мне этот пузан!..
Пока она отряхивалась и поправляла волосы, за дверью поэта слышались ругательства.
– Ты темная баба!! – верещал мужчина. – Ты вот так просто взяла и вышвырнула ценительницу моего таланта! Дремучая коза!!
Еще через минуту из квартиры выскочил Иван и кинулся к Гуте.
– Вы, конечно, ушиблись! Сейчас, сейчас… – Он вытянулся в струнку, отставил толстую ножку назад и запричитал: – За то, что мне пришлось вам расточать! Свое уменье, дар и вдохновенье! За то, что вынудили из кровати встать! Вы мне должны десятку на похмелье!
– Боже мой, какие оды, – ворчала Гутя, роясь в сумочке. – Можно было бы просто попросить десять рублей, я бы дала…
– Не надо бить под дыхло Музу! – назидательно произнес поэт, выхватил деньги и понесся вверх.
Гутя проводила поэта долгим, задумчивым взглядом.
– К тому же и пьет. Нет, по-моему, Севастьяна он заказать не мог, денег бы пожалел, а его жена тем более…
К родственникам следующей женщины, Томочки, Гутя решила наведаться завтра.
Аллочка дирижаблем летала по дому, и настроение у нее было самое радужное. Ей наконец удалось придумать, как заставить Терентия молчать, при этом она еще и приобретет замечательную вещицу. Вернее, уже приобрела. Только вот как-то надо сообщить об этом Гуте. Но в конце концов Алла не от хорошей жизни пошла на крайности. А Гутя все не возвращалась, и время бежало с чудовищной скоростью.
Аллочка не стала больше ждать. С помощью косметики она добавила красоты и свежести и побежала на автобусную остановку.
В больнице ее долго и нудно выспрашивали – к кому, зачем и по какому поводу. И в конце концов не пустили. Зато с хозяйственного двора брат милосердия согласился проявить понимание всего за сто рублей.
Терентий лежал уже не в реанимации, а в отдельной палате. Вернее, палата была самая обычная, но больных, кроме бедолаги Терентия Олеговича, больше не было. И никакой милицейской охраны не наблюдалось.
Выглядел несчастный мужчина просто отвратительно – синий, какой-то обросший и похудевший. От его рук длинными червяками извивались трубки, а над головой на хлипкой подставке болталась громоздкая бутыль с жидкостью.
– Нет, – печально вздохнула Аллочка. – Зря я волновалась. Такой он еще долго ничего никому не скажет. И все же…
– Женщина!! Кто вас впустил в палату?! –
Аллочка вздрогнула. Ее застали за серьезным занятием – она пихала под подушку больного Терентия шкурку песца. Этого песца Аллочка специально выпросила у соседки с пятого этажа. Это она вчера придумала – сунуть Терентию шкурку, может, он, как в детстве, снова потеряет дар речи. А уже потом песца можно будет отобрать и пристроить зимой себе на шею.
Медсестра вошла как раз в тот миг, когда Аллочка толкала шкурку под подушку.
– Я спрашиваю – чем вы здесь занимаетесь?! – повторила женщина в белом халате, сурово хмуря брови.
– Это я? Я что делаю? – вытаращилась Аллочка. – Да я, можно сказать, вытаскиваю человека с того света! Вы тут ему всяких веревок в руки натолкали, а об душе не подумали! А он, например, очень любит плюшевые игрушки, шкурки всякие, просто обожает чучела разные. Вот придет в себя, посмотрит, что игрушек нет, и снова с горя в кому ударится. Как, кстати, он себя чувствует?
Женщина подобрала губы и служебным голосом доложила:
– Положение стабильное, прогнозы хорошие, но последствия самые непредсказуемые – как-никак травма головы.
– Что вы говорите! Ай-ай-ай, – покачала головой Аллочка. – А в сознание еще не приходил? Между прочим, а почему я здесь не заметила вооруженного караула?
– Здесь, простите, простая палата, а не мавзолей. Что это еще за новшества – у больного обычная травма, а ему – караул. И вообще – представьтесь!
Вот чего не хотелось Алле Власовне, так это представиться. Она поправила одеяло на больном, аккуратно уложила звериную морду песца на подушку и со вздохом пояснила:
– Жена я ему. Бывшая. Не хочу больше с ним жить, зачем он мне такой, но… Но поставить мужа на ноги – мой человеческий долг.
– Вот и ставьте! А это чучело с кровати больного уберите немедленно! Это антисанитария!
Женщина простучала каблучками к кровати и хотела выдернуть шкурку, однако Аллочка воспротивилась:
– Вы что творите?! Я вам говорю, что песец мужу жизнь вернет, а она прямо за хвост шкурку! Шкурка же не грязная! Я ее перед этим специально в хлорке!.. У вас вон тараканы ползают, а чистого песца… Оставьте мех! Мне… мне главврач разрешил!
Последняя фраза возымела действие, медсестра дернула маленьким носиком и покинула палату. Соблюдая все правила приличия, Аллочка уселась возле больного и горестно уставилась на его щетину. А ведь он мог бы стать ей мужем. Ах, да, трое детей… Ну и что? Они все пристроены, и все три мамочки чувствуют себя замечательно. А у них мог бы сложиться чудный роман… Она бы отучила его шариться по помойкам, прописалась бы в его квартире…
Крупная, как боб, слеза плюхнулась несчастному на лоб, но Терентий даже не дернулся. Аллочка смачно высморкалась и больше задерживаться не стала. Какой смысл тратить слезы, если этого никто не оценит? К тому же тот факт, что Терентия считают жертвой обычной аварии, изгнал страх, повысил настроение, и Аллочка заспешила к выходу.