Нержавеющий клинок
Шрифт:
— Что ж тут непонятного, Саша: за два месяца войны в город пришла уже не одна похоронка… Вот и переживает, бедняжка.
— Ничего, Гороховы живучи! В империалистическую отец был три раза ранен, а потом еще дважды — в гражданскую. И выжил. А братья его пропали без вести, со временем оказалось, что угодили в плен. Возвратились искалеченные, но возвратились. А я у мамы один, так неужели косая не пощадит? — рассуждал Горохов. — Знаешь, Миша, чего я больше всего боюсь? Боюсь погибнуть так, задарма, ничего путного не
— Рост здесь ни при чем, Саша. Все, кто погибнет в войну, — герои. После войны…
Овчаренко не успел закончить свою мысль. В воздухе внезапно появилось два немецких самолета. Они сделали разворот и пошли на снижение, поливая пулеметным огнем колонну машин, что пылила впереди. Овчаренко и Горохов залегли в придорожном кювете, наблюдая за пикирующими самолетами. Когда те удалились, Горохов сказал:
— Считай, что это наше боевое крещение.
— Нет, Саша, боевое крещение — в бою, какое это, к черту, крещение? Самолеты стреляли, а мы с тобой тем временем отдыхали в кювете. Вот пойдем в бой, тогда будет крещение.
Как и предполагал Горохов, через несколько километров пути пришлось ему снять сапоги и, связав их веревкой, перекинуть через плечо. Нагретая солнцем пыль приятно щекотала босые ноги в волдырях. Но вот их догнала груженая полуторка, остановилась.
— Подвезите, пожалуйста, — попросил Горохов. Сержант, сидевший в кабине рядом с шофером, взглянув на босые ноги просителя, улыбнулся, спросил:
— Курящие?
Горохов достал из кармана папиросы, протянул сержанту.
— Нет, я не курящий. Давайте ваши спички и полезайте в кузов: там боеприпасы, так что нельзя с огнем.
Овчаренко помог Горохову подняться в кузов, а следом за ним вскочил и сам туда.
— Свет не без добрых людей… — облегченно вздохнул он.
— Умница сержант, даже спички отобрал, чтобы случайно не закурили.
— Он посмотрел на твои ноги и не смог отказать. Будь ты, Саша, в сапогах, пылить бы нам одиннадцатым номером аж до самого передка.
У полевой дорожки, на которой стояла указка с надписью «Хозяйство Носова», машина остановилась. Сержант открыл дверцу, выскочил из кабины, объявил:
— Ну, вот и приехали. Можете пожаловать к нам в гости, если желаете.
— Спасибо. А вы случайно не знаете, где двенадцатый танковый полк?
— Где двенадцатый не знаю, но в том лесу расположился какой-то танковый полк с передовой. Может, это он, сходите…
Овчаренко и Горохов пожали сержанту руку и только теперь разглядели, что на его петлицах эмблема саперных войск.
Через несколько минут Овчаренко первым заметил замаскированный зелеными ветками танк.
— Натягивай, Саша, сапоги. В таком виде показываться в полку нельзя.
— А может, ты сначала один сходишь, узнаешь,
— Нет, нет, пойдем помаленьку вместе.
— Эх, была не была, — сказала Горохов и, усевшись на землю, начал наматывать портянки. Овчаренко смотрел на него и, как только Горохов намотал портянку на одну ногу, остановил его:
— Теперь мне все ясно, браток, оказывается, ты не умеешь наматывать портянки. В том, что ты натер ноги, сапоги не виноваты. Дай-ка я тебе покажу…
Надев оба сапога, Горохов потопал на месте и сказал:
— А знаешь, вроде ничего. Я ведь впервые в жизни ношу сапоги.
— Оно и видно. Привыкай, милок. Зря тебя ни разу на сборы не призвали. Там бы научился.
Возле расположения полка командиров остановил патруль.
— Вам куда?
— В двенадцатый танковый полк, — ответил Овчаренко.
— Предъявите документы, — потребовал боец. Взглянув на предписание, он вслух выразил свою догадку:
— Я сразу узнал, что вы из запаса. Можете идти, там пляшет сержант Воробин, он вам скажет, как пройти в штаб.
Действительно, за танками, на лесной поляне, солдат растягивал на трехрядке «Калинка-малинка моя», а молодой сержант, окруженный бойцами, выделывал ногами разные кренделя. Увидев подошедших, гармонист прекратил играть.
— Кто здесь сержант Воробин? — спросил Овчаренко.
— Я сержант Воробин, — ответил плотный боец без головного убора. Потное лицо сержанта было все в веснушках, будто кто-то неосторожно тряхнул на него кистью с краской. — Я вас слушаю.
— Нам нужно попасть в штаб полка, — сказал Овчаренко и подал предписание.
Пока сержант читал, кто-то вполголоса заметил: — Ну точно Яшка-артиллерист из «Свадьбы в Малиновке».
Послышался сдержанный смех.
— Константинов! — подозвал сержант бойца. — Проводите товарищей в штаб полка и сразу возвращайтесь. — Затем вдогонку бросил: — Проситесь во второй батальон. Комбат у нас — будь здоров…
Овчаренко и Горохов едва поспевали за провожатым. У Горохова снова запекли ноги, но все же настроение было хорошее. Он тихонько, так, чтобы не услышал боец, спросил у Овчаренко:
— Миша, чего они там хохотали?
— Догадываюсь: увидели в тебе Яшку-артиллериста.
— Да кто же я, черт побери: Швейк или Яшка-артиллерист? Вот как может обезобразить человека костюм! Хорошо, что Людочка не видела меня таким, — вздохнул Горохов и тут же спросил: — А как тебе нравится сержант? «Комбат у нас — будь здоров». Интересно, что кроется за этим «будь здоров»? Сам он, видать, парень рубаха…
На просеке одна возле другой стояли две машины с будками, чуть в стороне от них — палатка. Машины были укрыты маскировочными сетками; возле них, с автоматом на груди, прохаживался боец.