Несчастная Писанина
Шрифт:
София швырнула телефоном о пятиметровые стекла. – Хвоя закончилась! Дедов расхватали! У меня будет ёлка, сестра! И вам с малышней на подарки отправлю!.. Давно я тебе ничего не отзеркаливала…
Художница раскидала по полу зеленые купюры в форме ёлки, облила деньги лаком, которым покрывала картины, и подожгла их вместе с паркетом и мебелью. Новогоднее дерево, стоимостью пятьдесят тысяч долларов, заискрилось гирляндой метровых всполохов.
– Что еще подарить тебе, сестрёнка!? Ремонт барака? Получай! – о белоснежные дизайнерские обои с инкрустацией горного хрусталя ударились банки черной краски. – Фигуру! Забирай
– Мама, оставьте в покое святую воду…– Вадим пытался оттащить свекровь от кровати. С час назад у жены случился приступ смеха, граничащий с истерикой.
– Скажи жёнке, продолжит так ржать, родит вашего восьмого с очередным смешком! – мать поднялась с продавленного матраца. – Иди, зятёк, ведра смени в уборной. Колька с Данькой и Аленка арбузяк зимней с погреба достали. Только он с зимы девяносто третьего хранился-то. И к ящику почтовому сбегай. Может, открытку от Софийки принесли.
Кристина хохотала, – не могу остановиться, мама! Я такая счастливая! Люблю детей, мужа, наш огород и корову с курами! Люблю дырявую крышу и гнилой забор! Эти хлипкие фанерные стены и вздутый линолеум!
– Горячка… Иди, зятёк, а я пока мест ее успокою, – Клавдия захлопнула за мужчиной фанерную дверь из пяти частей.
– Говори, Кристина! Сестра что-ли в городе бузит? Иль похуже чего?
– Ха-ха-ха! Я смеюсь, значит ей плохо! Я лежу, значит она бежит! Я хвалю наш барак, значит что-то случилось с ее квартирой! – Клавдия перевернула ладошку дочери, – пора всё исправить… пока не помер кто-то из вас, – уставилась она на пятно в форме запятой, – пусть Софийка приедет…
Из сеней послышался звон летящих по полу пустых ведер. С перепуга младшие Варька с Тамаркой разревелись за тонкой стенкой.
– Гляди, жена! – Вадим снес дверную фанеру, – чего в ящике-то лежало!
– Детей разбудил, ирод! – вскочила теща.
– Мама, да что вы! Уведомление! – тряс он бумагой в тугом кулаке.
– От налоговой, поди! Третий год не уплачено.
– Билет, Кристина, помнишь!? На кассе за подписку сдачей выдали! Победил он!
Теща уставилась на вытянутую яркую картонку в его руке, – и что она проиграла..?
– Выиграла ваша доча, – поправил он тещу и зачитал, – коттедж в Подмосковье, пятьдесят тысяч долларов и… тут внизу экспресс розыгрыш еще… – он нервно тер ногтем серебристую строчку, – … автомобиль БМВэ!
«К срочным новостям. Известная московская художниц, тридцатисемилетняя София Смирнова в канун нового года попала в аварию… – диктор грустно скривил рот, – …возле дома номер 37 на Софийской набережной. Автомобиль потерял управление и врезался в фонарный столб. Машина стоимостью шесть миллионов рублей не подлежит восстановлению. По словам очевидцев девушка отделалась парой синяков и ссадин. Она отказалась от госпитализации и покинула место аварии на такси. Как сообщает мой коллега, Тимур Лапкин, в квартире по адресу проживания художницы Смирновой зафиксировано возгорание, площадью пятьсот квадратных метров.
– Вы кто? – Обернутая в захлюпанный слякотью халат, София уставилась на сидящего у квартиры без двери мужчину. На его подбородке висела самодельная борода из ватных дисков, одет в красный спортивный костюм и зеленый колпак с бубенцом.
Он поднял взгляд от экрана телефона «…площадью пятьсот квадратных метров. Мы будем следить за развитием событий», услышала София слова диктора.
Мужчина протянул ей трубку, – вы на тумбочке забыли. Я решил постеречь квартиру, – обернулся он на спиленную болгаркой железную дверь, – огонь потушили, только там… много всего сгорело. – Под ногами хлюпала пожарная пена. – Меня Артём зовут, – он пожал протянутую в ответ тоненькую ледяную руку, – я разговаривал с вами по телефону.
– Консьерж-служба… – Узнала она его натасканные дружелюбные интонации в голосе.
– Вот, – кивнул он за спину Софии, – не смог оставить свою любимую художницу без ёлки и Мороза!
София обернулась на депрессивное лысое деревце в шариках со снегирями, щедро засыпанное серебристым водопадом фольги. – Почему его называют дождиком? В новый год никогда не идет дождь…
– Можем загадать серебряный дождь! Куранты бьют прямо сейчас.
– Я свое уже отзагадывала…
Бой часов сменился гимном. София и Артём стояли друг напротив друга по щиколотку в пожарной пене и перебирали руками гору порезанной фольги на торчащих ветках.
– Вам есть, куда пойти? Подвезти вас?
– Да, – улыбнулась художница, – подвезите до Рязани. – Зажатый в руке телефон боязливо брякнул острожной смской «Приезжай».
Конусы фонарных лучей подмигивали желтым светом опелю с привязанной к крыше лысой ёлкой. Машина летела кометой с серебряным хвостом сквозь снежные звезды вселенной. В дороге София и Артём без устали болтали и подпевали группе АВВА. На короткий миг девушка забыла о зеркальном проклятье.
Позже, паркуясь в сугробе у материнского старенького барака в пять окон, она вспомнит, как обещала никогда не влюбляться. Не сможет София оставить сестру в восемью детьми одну без мужа.
– Приехала… – уставилась Кристина на телефон, – просит вынести валенки. – Она опустила годовалую Варьку в манеж и вышла в сени.
Артём увидел на крыльце высокую дородную женщину с огромным животом в шерстяном платке и валенками в руках. Щеки – румяные половинки помидор, желтая коса до пояса. Кристина походила на деревенскую «Молодуху» с картины Федота Сычкова.
Женщина на сносях кивнула незнакомцу, – твой друг пускай с Вадькой знакомится. А нас мать в баньке дожидается. – Кристина толкнула калитку и пошла первой. Широкая юбка и грузный шаг придавили снег.
– Заходи, – пропустила она вперед озябшую Софию в шелковом халате и валенках. Пахло влажной хвоей и мочеными яблоками. Носик самовара подтекал каплями кипятка, оплавившими клеёнчатую скатерть. Кристина подставила блюдце и сняла с головы платок. – Идём париться. Продрогла вся.
Внутри парильной на широкой лавке сидела мать. Возле нее лежал широкий тесак. Тот самый, которым в пионерском лагере рубала она по две сотни буханок в день.
Мать вытянула перед собой руки. – Положите свои ладони с отметинами на мои.