Несказанное
Шрифт:
Дети потихоньку вышли из комнаты. Кнутас разозлился:
— Какого чёрта! Сначала ты всё время ноешь, что поправилась, а когда тебе дарят подарок, который поможет скинуть пару лишних килограммов, закатываешь истерику! Ну как так можно?!
Он сбежал вниз по лестнице, стал накрывать на стол, швыряя вилки и ножи.
— Ну и пожалуйста, пойду и верну всё, где взял! Забудь! Завтрак готов, если кто-то хочет есть! — крикнул он детям.
— Ты на себя-то в зеркало посмотри! — заорала Лине, выйдя на лестницу. — Хочешь, куплю тебе на Рождество
Кнутас даже не стал отвечать. Лине продолжала раздражённо ворчать на втором этаже. Иногда её темперамент просто сводил его с ума.
Дети спустились и молча принялись за свои хлопья. Кнутас пролил кофе на скатерть, но даже не стал вытирать. Посмотрел на Нильса и Петру — те с сочувствием покачали головой: их тоже удивила мамина реакция.
— Иди к маме, — подумав, сказала Петра. — У неё всё-таки день рождения.
Кнутас вздохнул, но всё же последовал совету дочери. Через пятнадцать минут ему удалось убедить жену в том, что она совсем не толстая, что он любит её такой, какая она есть, и вовсе она не поправилась. Ни капельки.
Впервые он по-настоящему напугал её. Всё началось с того, что он заметил шрамы.
Они снова занимались этим в их тайном месте. Секс, как всегда, был для неё настоящим мучением. Жуткий сплав боли и отвращения. Казалось, она наслаждается тем, что наказывает саму себя. Он кончил, растянулся рядом, переводя дух, и вдруг взял её за запястье.
— Это ещё что такое? — спросил он, резко садясь на диване.
— Ничего, — ответила она и отдёрнула руку.
Он схватил её за обе руки и повернул ладонями вверх:
— Ты что, пыталась покончить с собой?
— Нет, — виновато сказала она. — Просто немножко порезалась.
— Зачем, твою мать? Ты что, ненормальная?
— Да всё в порядке.
Она попыталась вырвать руки, но у неё ничего не вышло.
— Ты сделала себе больно просто потому, что это прикольно?
— Нет, я иногда так делаю. Уже много лет, не могу перестать.
— У тебя что, не все дома?
— Может, и так. — Она попыталась рассмеяться, но смех застрял в горле. Дорогу ему преградил страх.
— Ты не должна так больше делать, понимаешь? А если кто-нибудь узнает? Мама или кто-то из учителей, да кто угодно! Тебе станут задавать вопросы. Ты, может быть, проговоришься про нас. Они могут обманом из тебя всё вытянуть. Позовут психологов!
Он практически кричал на неё. У него воняло изо рта. Внезапно он показался ей опасным, непредсказуемым. Она поплотнее закуталась в плед и умоляюще посмотрела на него.
— Но никто ничего не замечает, — тихо возразила она.
— Это ты так думаешь. Вопрос времени, рано или поздно они заметят шрамы. Я запрещаю тебе так делать. Слышишь? — Он уставился на неё потемневшими от гнева глазами.
— Хорошо, обещаю. Я так больше не буду.
Он покачал головой и пошёл в ванную. Фанни осталась сидеть на диване, не в силах пошевелиться,
— Ты не должна больше так делать, — мягко сказал он. — Ты можешь серьёзно пораниться. Я волнуюсь за тебя, понимаешь?
— Да, — ответила она, чувствуя, как глаза защипало от слёз.
— Ну-ну, малышка, — утешал он. — Я не хотел пугать тебя. Просто я в шоке от твоих шрамов, я боюсь потерять тебя. Не хочу, чтобы ты сделала себе больно по-настоящему. Пообещай мне, что я этого больше не увижу. — Он ласково взял её за подбородок и посмотрел в глаза. — Пообещай мне, принцесса моя.
Её всю трясло от страха, но она послушно кивнула.
Пока он вёз её домой, она вдруг осознала, что больше не хочет его видеть, и стала ломать голову, как бы сказать ему об этом. Повторяла про себя фразы, словно заезженная пластинка.
Он, как всегда, остановился в квартале от её дома и выключил двигатель. Хотел, чтобы она, как обычно, пересела вперёд и обняла его на прощание. Фанни всегда сидела сзади, чтобы их не заметили вместе.
Он уткнулся лицом ей в грудь, и она наконец-то набралась смелости и сказала:
— Нам с тобой лучше перестать встречаться.
Он медленно поднял голову:
— Что ты сказала?
— Думаю, нам с тобой не надо больше видеться. Это надо прекратить.
Его глаза потемнели, и он произнёс ледяным тоном:
— Почему ты так говоришь?
— Потому что я больше не хочу, — запинаясь, произнесла она. — Я больше не хочу.
— Что ты несёшь! — прошипел он. — Что значит «не хочу»? Как это «не хочу»? Мы же с тобой вместе!
— Но я не хочу больше с тобой встречаться. Я больше не могу.
Ей хотелось поскорее выйти из машины. Его агрессивный тон напугал её. Она попробовала открыть дверь.
— Шлюшка, ты что о себе возомнила?! — Он набросился на неё, заломив руки. Прижал губы к уху и прошипел: — Думаешь, можешь вот так просто взять и бросить меня? Берегись, плохи твои дела. Условия мне вздумала ставить? Я могу сделать так, что ноги твоей больше в конюшне не будет, врубаешься? Одно слово — и ты к лошадям даже близко не подойдёшь, так тебе больше нравится?
Она попыталась вырваться.
— И запомни хорошенько: наши отношения закончатся тогда, когда я скажу. И никому ни слова, а то распрощаешься с лошадьми навсегда! Заруби себе на носу!
Он грубо оттолкнул её. Всхлипывая, она наконец сумела открыть дверцу и вывалилась из машины.
Он резко дал по газам. Последнее, что она услышала, — визг тормозов, когда машина сворачивала за угол.
Эмма посмотрела на мужа поверх бокала. После ужина они сидели за столом и болтали о том, о сём. Как всегда по выходным. Дети смотрели по телевизору шоу «Звёздочки», с удовольствием уничтожая кока-колу и попкорн. Улле тоже казался довольным. Неужели он и правда ничего не замечает?