Несказанное
Шрифт:
Ещё в прихожей у Кнутаса как-то неприятно сдавило грудь. Хорошо, что Сульман пошёл вместе с ним. Квартира производила неприглядное впечатление: тесные комнатёнки, мрачные тона. Янсоны жили в трёхэтажном доме на улице Местергатан в квартале Хёкен, в северо-восточной части Висбю, менее чем в километре от крепостной стены.
Дверь им открыла заплаканная хозяйка. Поскольку у отца Фанни тоже не оказалось, полиция серьёзно отнеслась к заявлению
Кнутас сразу почувствовал, что от Майвур Янсон пахнет спиртным.
— Когда вы видели Фанни в последний раз? — спросил он, когда они уселись за стол на кухне.
— Вчера утром. Мы позавтракали, и она ушла в школу. Мне надо было на работу к пяти, а после школы она обычно едет в конюшню, поэтому днём мы видимся довольно редко.
— Вам ничего не показалось странным в её поведении?
— Нет. Последнее время она выглядит уставшей. Наверное, потому, что плохо кушает, она такая худая.
— О чём вы говорили?
— Ни о чём особенном. Какие с утра разговоры? Она, как обычно, съела на завтрак тост и ушла.
— Вы не ссорились?
— Да нет, всё было как обычно, — ответила Майвур Янсон, умоляюще посмотрев на комиссара, словно ожидая, что тот сейчас расскажет, где находится её дочь.
— Что она сказала перед уходом?
— Сказала «пока», и всё.
— У вас дома ничего не пропало — одежда, косметика, деньги?
— По-моему, нет.
— Фанни точно не оставила записки?
— Да, я весь дом обыскала.
— Расскажите, как у Фанни дела, как она себя ведёт?
— Ну не знаю, как себя ведут подростки в таком возрасте? Она мало что рассказывает, но не думаю, что ей особенно нравится в школе, она начала прогуливать. Может быть, ей одиноко — к ней никогда никто не приходит в гости.
— А почему?
— Понятия не имею, наверное, она слишком застенчивая.
— А вы говорили с дочерью об этих проблемах?
Майвур Янсон почувствовала неловкость. Как будто ей никогда раньше не приходило в голову, что это она несёт ответственность за дочь, а не наоборот.
— Не легко выкроить время для разговоров, когда воспитываешь дочь одна, да ещё и постоянно работаешь. У меня нет мужчины, который помогал бы мне, всё приходится делать самой.
— Я вас прекрасно понимаю, — успокоил её Кнутас.
Тут Майвур не выдержала и закрыла лицо руками.
— Сделаем перерыв? — смутившись, спросил Кнутас.
— Нет, давайте уж покончим с этим, чтоб вы побыстрее начали искать.
— Вы говорили с кем-нибудь в школе о том, что Фанни пропускает занятия?
— Да, мне позвонил её учитель пару дней назад. Сказал, что она уже несколько недель не
— Дочь не рассказывала вам ничего нового в последнее время, может, она с кем-то познакомилась?
— Нет, — задумчиво ответила мать. — По-моему, нет.
— У неё есть близкие друзья или ещё кто-то, с кем она общается больше всего?
— Нет, у нас довольно узкий круг общения, если можно так выразиться.
— А родственники?
— Моя мама находится в доме престарелых «Экен», но она уже в таком маразме, что с ней практически невозможно разговаривать. А ещё у меня есть сестра в Вибле.
— Она живёт одна?
— Нет, с мужем. У неё двое детей — дочь, а ещё сын её мужа от предыдущего брака.
— То есть это единственные кузены Фанни? А сколько им лет?
— Лена живёт в Стокгольме, ей, кажется, тридцать два. Стефану сорок. Он живёт на Готланде, в Геруме. Я надеялась, что Фанни окажется у сестры…
Майвур снова начала всхлипывать, Кнутас погладил её по плечу.
— Ну-ну, — попытался он утешить плачущую женщину. — Мы сделаем всё, чтобы найти её. Скоро всё уладится, вот увидите.
Сообщение на автоответчике оказалось длинным. Эмма хриплым монотонным голосом рассказала, что Улле обо всём узнал и пока она будет жить у своей подруги Вивеки. Она попросила его не звонить ей и пообещала дать знать, когда придёт в себя. Юхан всё-таки раздобыл телефон Вивеки и позвонил ей, но та сказала, что он должен уважать желание Эммы побыть в одиночестве.
Такого психологического террора он вынести не мог. Пытался играть в хоккей, но все его мысли были только об Эмме, ходил в кино, но, выходя из зала, не мог сказать, о чём был фильм.
Во вторник вечером она позвонила ему.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.
— У меня вся жизнь рухнула, разве это недостаточное объяснение? — сердито ответила она.
— Но я же хочу помочь тебе. Я понимаю, как тебе тяжело. Но я ужасно нервничаю, когда мы не общаемся.
— На данный момент я не могу взять на себя ответственность ещё и за то, что ты нервничаешь! Мне своего хватает.
— А как он узнал?
— Прочитал твоё сообщение. Оно пришло, пока я принимала душ, а Улле прочитал.
— Прости, Эмма. Мне так жаль — не надо было посылать тебе сообщение в воскресенье утром. Я идиот!
— Самое ужасное, что у меня нет возможности поговорить с детьми. Он не подходит к телефону, автоответчик отключён. Я приезжала туда, но никого не было дома. Он забрал у меня ключи, и я не могу попасть в свой собственный дом. — У Эммы задрожал голос.