Несказанное

Юнгстедт Мари

Ещё в прихожей у Кнутаса как-то неприятно сдавило грудь. Хорошо, что Сульман пошёл вместе с ним. Квартира производила неприглядное впечатление: тесные комнатёнки, мрачные тона. Янсоны жили в трёхэтажном доме на улице Местергатан в квартале Хёкен, в северо-восточной части Висбю, менее чем в километре от крепостной стены.

Дверь им открыла заплаканная хозяйка. Поскольку у отца Фанни тоже не оказалось, полиция серьёзно отнеслась к заявлению

об исчезновении девочки. Пятна крови на покрывале давали основания предположить насилие или изнасилование, поэтому было принято решение произвести тщательный обыск комнаты Фанни. Сульман, как всегда, взялся за дело основательно.

Кнутас сразу почувствовал, что от Майвур Янсон пахнет спиртным.

— Когда вы видели Фанни в последний раз? — спросил он, когда они уселись за стол на кухне.

— Вчера утром. Мы позавтракали, и она ушла в школу. Мне надо было на работу к пяти, а после школы она обычно едет в конюшню, поэтому днём мы видимся довольно редко.

— Вам ничего не показалось странным в её поведении?

— Нет. Последнее время она выглядит уставшей. Наверное, потому, что плохо кушает, она такая худая.

— О чём вы говорили?

— Ни о чём особенном. Какие с утра разговоры? Она, как обычно, съела на завтрак тост и ушла.

— Вы не ссорились?

— Да нет, всё было как обычно, — ответила Майвур Янсон, умоляюще посмотрев на комиссара, словно ожидая, что тот сейчас расскажет, где находится её дочь.

— Что она сказала перед уходом?

— Сказала «пока», и всё.

— У вас дома ничего не пропало — одежда, косметика, деньги?

— По-моему, нет.

— Фанни точно не оставила записки?

— Да, я весь дом обыскала.

— Расскажите, как у Фанни дела, как она себя ведёт?

— Ну не знаю, как себя ведут подростки в таком возрасте? Она мало что рассказывает, но не думаю, что ей особенно нравится в школе, она начала прогуливать. Может быть, ей одиноко — к ней никогда никто не приходит в гости.

— А почему?

— Понятия не имею, наверное, она слишком застенчивая.

— А вы говорили с дочерью об этих проблемах?

Майвур Янсон почувствовала неловкость. Как будто ей никогда раньше не приходило в голову, что это она несёт ответственность за дочь, а не наоборот.

— Не легко выкроить время для разговоров, когда воспитываешь дочь одна, да ещё и постоянно работаешь. У меня нет мужчины, который помогал бы мне, всё приходится делать самой.

— Я вас прекрасно понимаю, — успокоил её Кнутас.

Тут Майвур не выдержала и закрыла лицо руками.

— Сделаем перерыв? — смутившись, спросил Кнутас.

— Нет, давайте уж покончим с этим, чтоб вы побыстрее начали искать.

— Вы говорили с кем-нибудь в школе о том, что Фанни пропускает занятия?

— Да, мне позвонил её учитель пару дней назад. Сказал, что она уже несколько недель не

посещает занятия. Мы поговорили об этом, но, по его словам, скорее всего, она просто немного устала. Я сказала Фанни, что надо ходить в школу, и она пообещала исправиться.

— Дочь не рассказывала вам ничего нового в последнее время, может, она с кем-то познакомилась?

— Нет, — задумчиво ответила мать. — По-моему, нет.

— У неё есть близкие друзья или ещё кто-то, с кем она общается больше всего?

— Нет, у нас довольно узкий круг общения, если можно так выразиться.

— А родственники?

— Моя мама находится в доме престарелых «Экен», но она уже в таком маразме, что с ней практически невозможно разговаривать. А ещё у меня есть сестра в Вибле.

— Она живёт одна?

— Нет, с мужем. У неё двое детей — дочь, а ещё сын её мужа от предыдущего брака.

— То есть это единственные кузены Фанни? А сколько им лет?

— Лена живёт в Стокгольме, ей, кажется, тридцать два. Стефану сорок. Он живёт на Готланде, в Геруме. Я надеялась, что Фанни окажется у сестры…

Майвур снова начала всхлипывать, Кнутас погладил её по плечу.

— Ну-ну, — попытался он утешить плачущую женщину. — Мы сделаем всё, чтобы найти её. Скоро всё уладится, вот увидите.

Сообщение на автоответчике оказалось длинным. Эмма хриплым монотонным голосом рассказала, что Улле обо всём узнал и пока она будет жить у своей подруги Вивеки. Она попросила его не звонить ей и пообещала дать знать, когда придёт в себя. Юхан всё-таки раздобыл телефон Вивеки и позвонил ей, но та сказала, что он должен уважать желание Эммы побыть в одиночестве.

Такого психологического террора он вынести не мог. Пытался играть в хоккей, но все его мысли были только об Эмме, ходил в кино, но, выходя из зала, не мог сказать, о чём был фильм.

Во вторник вечером она позвонила ему.

— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.

— У меня вся жизнь рухнула, разве это недостаточное объяснение? — сердито ответила она.

— Но я же хочу помочь тебе. Я понимаю, как тебе тяжело. Но я ужасно нервничаю, когда мы не общаемся.

— На данный момент я не могу взять на себя ответственность ещё и за то, что ты нервничаешь! Мне своего хватает.

— А как он узнал?

— Прочитал твоё сообщение. Оно пришло, пока я принимала душ, а Улле прочитал.

— Прости, Эмма. Мне так жаль — не надо было посылать тебе сообщение в воскресенье утром. Я идиот!

— Самое ужасное, что у меня нет возможности поговорить с детьми. Он не подходит к телефону, автоответчик отключён. Я приезжала туда, но никого не было дома. Он забрал у меня ключи, и я не могу попасть в свой собственный дом. — У Эммы задрожал голос.