Несказанное
Шрифт:
Нет, в это просто невозможно поверить! Он попытался убедить себя в том, что всё совсем иначе. И тут вспомнил, что накануне ночью Лейф был в домике. Чем он там занимался?
Надо пойти туда и узнать. Он быстро надел ботинки и куртку и, стараясь не шуметь, вышел за дверь. Прошёл через тёмный двор, в голове, как в калейдоскопе, мелькали картинки: Лейф в сауне, Лейф в роли Санта-Клауса у них дома, Лейф играет в футбол на пляже, стоит с молотком в руке в лаборатории Дальстрёма, накрывает собой худенькое тело Фанни Янсон на фотографиях. Он завернул за угол, и вдруг из темноты перед ним возникла фигура. Кнутас оказался лицом к лицу с Лейфом. Тот держал
Воскресенье, 23 декабря
Рано утром Карин позвонила взволнованная Лине:
— Андерс не объявлялся со вчерашнего утра. Он тебе не звонил?
— Нет, у него мобильный отключён. Сама несколько раз пыталась до него дозвониться.
— Лейф тоже не подходит к телефону, я только что с Ингрид говорила. Карин, я волнуюсь! Они же собирались в море, а вчера был такой шторм! Только бы с ними ничего не случилось!
— Да ты не переживай, — успокоила её Карин. — Андерс обещал вернуться сегодня днём. Наверное, у него телефон разрядился. Там же стационарного нет?
— Нет. Я уж думаю, может, поехать туда, проверить, всё ли в порядке? Неприятное ощущение, на Андерса это не похоже, он всегда звонит.
Карин взглянула на часы: без четверти одиннадцать. Кингсли прилетит ближе к вечеру.
— Слушай, давай я съезжу. Могу прямо сейчас выехать.
— Точно? Тебе не сложно?
— Да нет, я буду там через полчаса. Позвоню, как только доеду.
— Спасибо тебе огромное!
Карин уже сто раз успела позвонить Кнутасу и сама начала волноваться. По дороге в Гнисверд она позвонила в службу спасения на море. Нет, насколько им известно, всё в порядке. То же самое ей сказали в службе береговой охраны.
На дороге была гололедица: температура за ночь упала, слякоть подмёрзла — и дорога превратилась в настоящий каток. Карин старалась держать дистанцию от впереди идущих машин и радовалась, что шоссе относительно свободно.
Она свернула в сторону Гнисверда и поехала по узкой дороге, которая вела в старый рыбацкий посёлок. Летний дом Альмлёвов находился в километре от дороги, на самом берегу. Она один раз была у них в гостях, на празднике раков[4]. Дом был расположен в красивом месте, рядом свой причал.
Машина стояла перед домом, у причала покачивался катер. Значит, они где-то рядом.
Было уже полдвенадцатого. Дом казался вымершим. Ни дыма из трубы, ни света в окнах. Конечно, на дворе день, но довольно сумрачно.
Она постучалась в дверь. Ни звука. Постучала посильнее. Никакой реакции.
Вокруг никаких признаков присутствия человека, кроме цепочки следов на снегу, которая вела от дома к мосткам. Может, они пошли прогуляться?
«Вот бы иметь такой дом! — с завистью подумала Карин. — Тихое, спокойное место». Она взглянула на море. Внизу, у воды, рядом с мостками, находилась баня. Та самая, которую нелегально построил Дальстрём. Карин пошла по двору в сторону причала. Она не заметила, как за её спиной появился человек.
С тихим стуком её тело упало на землю.
Накануне сочельника состоялся разговор, которого он так боялся. Её слова напоминали гранаты, осколки которых попадали ему в самое сердце, сражая его наповал:
— Так больше не может продолжаться. Я так не могу. Я
— Понятно, — мрачно ответил он.
— Пойми меня, я просто не могу! — настаивала она. — Я делаю это ради детей, они ещё совсем маленькие. Да и у нас с Улле не так уж всё и плохо. Не то чтобы это была какая-то потрясающая любовь, но мы можем жить вместе.
— Прекрасно.
— Юхан, перестань! Я понимаю, что ты расстроен, но мне тоже тяжело. Не надо всё ещё больше усложнять.
— Нет-нет, ну что ты.
— Ну не надо так! — закричала она. — Не заставляй меня чувствовать себя ещё более виноватой!
— Ах вот как это называется! Ты звонишь, чтобы сообщить, что бросаешь меня, а до этого сотню раз повторила мне, что любишь меня, что ты «никогда не испытывала таких чувств ни к кому другому»! — злобно передразнил он её фальцетом. — Потом ты меньше чем за минуту сообщаешь мне, что я должен тебя понять, что я не должен всё усложнять, что я не должен заставлять тебя чувствовать себя виноватой! Спасибо, очень мило с твоей стороны! Думаешь, можешь просто взять и отмахнуться от меня как от мухи, какие проблемы! Сначала ты бросаешься в мои объятия и говоришь, что это лучшее, что с тобой когда-либо случалось, ну, кроме детей, которыми ты всё время прикрываешься, а потом звонишь себе спокойненько и сообщаешь, что решила бросить меня!
— Отлично! Хорошо, что ты заговорил о детях, — ледяным тоном сказала Эмма. — Это только подтверждает мои подозрения! Ты считаешь, что от моих детей будут одни проблемы! К сожалению, мы идём в комплекте, вот так!
— Слушай, только не рассказывай мне сказки, что это всё из-за Сары и Филипа! Я был готов, чтоб ты знала, заботиться и о тебе, и о детях! Я мечтал о том, как перееду на Готланд, устроюсь работать на радио или в газету. Думал, что мы будем жить с детьми, прикидывал, как мне лучше вести себя с ними. Что я не должен им навязываться, а просто вести себя спокойно и хорошо к ним относиться. Думал, что когда-нибудь они, возможно, сами подойдут ко мне и захотят поиграть в футбол, построить шалаш и так далее. Я тебя люблю, понимаешь? Ты, наверное, не очень в курсе, что это такое. Проще простого взять и свалить всё на детей. Ты используешь Сару и Филипа как щит, просто для того, чтобы не брать на себя ответственность за свою собственную жизнь!
— Прекрасно! — с сарказмом в голосе ответила Эмма. — Ты называешь их по имени. Первый раз от тебя такое слышу. Самое время проявить к ним интерес! Сожалею, но ты немного опоздал.
Юхан обречённо вздохнул.
— Думай что хочешь, — ответил он. — Я говорю как есть. Ты боишься развестись, просто трусишь. Признайся в этом хотя бы себе и перестань винить в этом других.
— Думаешь, ты всё знаешь? — прошипела она, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. — Тебе легко говорить, а жизнь гораздо сложнее, надеюсь, когда-нибудь ты это поймёшь. Ты ни хрена не знаешь, что я пережила и переживаю!
— Так расскажи мне! Несколько недель ты отказываешься со мной разговаривать, я уже телефон оборвал, но единственное, чего удостоился, — разговора с твоей Вивекой. Что я могу сделать, если я не понимаю, что происходит?! Расскажи, в чём дело, и я постараюсь помочь тебе! Я тебя люблю, Эмма, ты можешь это уже понять наконец?!
— Нет, не могу. Я не могу тебе рассказать, — ответила она сдавленным голосом.
— Что ты имеешь в виду? Что такое случилось, о чём ты не можешь мне рассказать?