Несказанное

Юнгстедт Мари

— Всё-всё, понял. Ещё вина?

Остаток вечера они играли в шахматы у камина. Открыли ещё одну бутылку риохи.

Друзья засиделись допоздна, легли спать далеко за полночь. Кнутас устроился в спальне на втором этаже. Комната была обставлена просто, но со вкусом: некрашеные, грубые стены, толстые балки перекрытий под потолком. У одной стены стояла широкая деревянная кровать с белым покрывалом, рядом три старинных стула синего цвета. Маленькое окошко в глубокой нише выходило на море. Кнутас быстро заснул, убаюканный ритмичным шумом бьющихся о берег волн.

Кнутас

проснулся, совершенно не соображая, сколько проспал и который сейчас час. В комнате царила кромешная тьма. Он не понял, что его разбудило, и некоторое время лежал с открытыми глазами, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к тишине. Комиссар протянул руку к тумбочке, зажёг свет и посмотрел на часы. Десять минут четвёртого. Во рту пересохло, хотелось в туалет.

Вернувшись в комнату, он подошёл к окну. С улицы доносился шум моря, но в остальном было довольно тихо. В окнах маленького домика во дворе горел свет. Странно! Что Лейф там делает в такое время? Может, просто забыл выключить?

Снег мерцал в темноте, фонари отбрасывали длинные чёрные тени. Кнутас ещё немного постоял у окна и снова улёгся. Но заснуть ему удалось не скоро.

Прошло уже много дней, а от Эммы не было ни слуху ни духу. Почти неделю Юхан безвылазно провёл в Стокгольме, потому что не мог придумать повода поехать на Готланд. Если там что-то и происходило, то он об этом ничего не знал. Полицейские отмалчивались — он несколько раз пытался выпытать что-нибудь у Кнутаса, но тот не мог сказать ничего вразумительного. По опыту Юхан понимал: это означает, что полиция сидит на хвосте у убийцы. Когда расследование заходило настолько далеко, полицейские всегда вели себя одинаково — прятались в своём домике, словно улитки.

Он ужасно скучал по Эмме, но она отказывалась говорить с ним. Наверное, потому, что скоро всё должно было окончательно разрешиться. Иногда он думал: «Да ладно, будь что будет!» Пусть уж случится самое ужасное и всё закончится. Он устал от постоянных размышлений, оттого, что всё время строил планы совместного с Эммой будущего. Мечтал, как он заживёт на Готланде, как станет отчимом её детям, возьмёт на себя ответственность. Будет варить макароны, читать сказки на ночь, утирать сопливые носики и пытаться балансировать между Эммой, её бывшим мужем, детьми, родителями Эммы, днями рождения, решать, кто с кем будет встречать Рождество, как будет разрываться между Стокгольмом и Готландом. И если уж говорить по-честному, зачем ему чужая семья? Юхан оставался романтиком, он хотел жениться и стать отцом. А для Эммы всё это будет уже не в новинку. Снова выйдет замуж, снова родит ребёнка. А она вообще хочет от него ребёнка? Они об этом ни разу не говорили. Кстати, почему?

Для всех будет лучше, если они расстанутся. Он познакомится с какой-нибудь девушкой в Стокгольме, без тяжёлого анамнеза в виде первого брака и детей. Для них всё будет волшебством, всё будет в первый раз. И настолько проще: он останется жить в Стокгольме, рядом с семьёй, работой и друзьями. С такой девушкой у него будет гораздо

больше шансов жить долго и счастливо. Почему в жизни всё так сложно? И так-то сложно наладить отношения с другим человеком, а тут ещё и бывшие мужья, и дети… Спасибо, не надо.

Одна только неувязочка. Он хотел быть с Эммой, и ни с кем другим.

Суббота, 22 декабря

Утром Кнутаса разбудил стук в дверь, и в комнату ворвался Лейф:

— Эй, соня, вставай! Уже восемь утра, завтрак на столе!

Сонный комиссар приподнялся на постели. Лейф выглядел до неприличия бодро.

— Я уже дров успел нарубить. Погода — просто чудо, ты в окно посмотри! — воскликнул он, кивая в сторону окна.

Кнутас повернул голову в указанном направлении. К своему удивлению, он увидел солнце, ярко сияющее над спокойным синим морем.

Он уже и забыл, какой отсюда открывается чудный вид. Вчера они приехали уже затемно.

— Потрясающе! Сейчас встаю!

Он быстро принял горячий душ. «Вот это роскошь — горячий душ на даче!» — подумал комиссар, с восхищением разглядывая красивый кафель, которым были выложены стены.

Кнутас спустился на кухню, где его уже ждал завтрак: огромный готландский хлеб, масло, сыр, ливерный паштет, ветчина, салями и овощи. Аромат крепкого кофе распространялся по комнате. В камине, потрескивая, пылал огонь.

Комиссар высоко ценил кулинарное мастерство Лейфа и с аппетитом приступил к завтраку.

— Вот это сервис! — улыбнулся он другу, который сидел напротив, изучая карту.

— Завтра готовишь завтрак ты. Давай возьмём лодку, выйдем в море, пока такая отличная погода. Почти нет ветра, плюс пять.

— Даже не верится, такое солнце в середине декабря! Погода редко нас так балует.

— Хорошо спалось?

Кнутас, немного замявшись, ответил:

— Без задних ног. А тебе?

— То же самое. На природе всегда хорошо спится.

Кнутас убрал со стола и собрал вещи: его ждала прекрасная рыбалка.

До Рождества оставалось два дня. Глаза детей светились радостным ожиданием, а вот Эмме было совершенно не до семейных идиллий. Она проснулась в гостевой комнате у Вивеки оттого, что её тошнило. Дело было не только в токсикозе. Вчера они засиделись допоздна, пили вино и разговаривали полночи.

А почему бы ей и не выпить? О ребёнке ей больше думать не надо. Она приняла решение, но на аборт записаться удалось только после Рождества. Все праздники придётся ходить с явными симптомами беременности, постоянно помнить о ребёнке внутри.

Она никак не могла собраться с духом и поговорить с Юханом, не хотела, чтобы он повлиял на её решение. Конечно, это эгоистично с её стороны, но она не видела другого выхода. Она решила просто отгородиться от него — целиком и полностью и даже не подходить к телефону. Это просто инстинкт самосохранения, оправдывалась она перед собой. Хорошо хоть, он уехал в Стокгольм, так немного проще. Если бы они встретились, всё закончилось бы катастрофой. Она должна думать о тех детях, которые у неё уже есть.