Несколько шагов до прыжка

Val. Ekkert

— По-моему, да, — пробормотал он в ответ. — Я понимаю, что вы так всегда, но… если ты решился на примирение, пусть не сейчас — постарайся не усугблять. Это хотя бы логично.

Геллерт поморщился, но не возразил.

Криденс угрюмо поболтал палочками с васаби в пиале с соевым соусом.

До того проката, на котором он покажет слегка изменённую программу, хотелось попросту дожить.

========== Глава 7 ==========

Для Персиваля Грейвза и его команды каждое межсезонное лето сливалось в один день. День, наполненный тренировками, прокатами, примеркой костюмов, одной и той же музыкой, срывами и падениями — которые, конечно, были не так уж страшны, всё же они случались на тренировках, а не на соревнованиях…

но тем не менее, чем их было меньше, тем лучше, разумеется. Это межсезонье исключением не стало.

Правда, нынешний «бесконечный летний день», разумеется, был для Персиваля не совсем обычным. Точнее даже, далеко не обычным. Помимо всего, что всегда давало ему лето, в этом году рядом с ним был Ньют.

Естественно, на катке они по-прежнему вели себя, как ни в чём не бывало. Но тем не менее, всевидящая Куини как-то раз подошла к ним, обняла обоих и, прошептав: «Поздравляю», быстренько убежала. Ньют тогда, помнится, пару раз моргнул, а потом уткнулся Персивалю в плечо и засмеялся негромко. И выдавил что-то вроде: «Конечно, она должна была догадаться». Конечно, должна была… да и спокойнее как-то становилось. По крайней мере, на тренировках можно было не дёргаться, если вдруг забылся и начал любоваться — не как подопечным, а именно как партнёром. Даже если Куини с Серафиной и замечали лёгкие изменения в его поведении, то либо молчали, либо улыбались — с мягким пониманием. И безо всякого удивления. А его Персиваль не любил.

То, что они с Ньютом вытворяли за эти три месяца вне работы можно было, пожалуй, охарактеризовать ёмким и в то же время обтекаемым словом «встречались». Ночёвки то у одного, то у другого, тёплые ночи — и жаркие тоже, но чаще нежные и ласковые: уткнуться друг другу в плечо и спать, слишком уж они уставали — прогулки по «их» парку, кафе, кинотеатры… В самом начале отношений они умудрились выбраться на премьеру «Варкрафта» и тут же загореться идеей показательных выступлений, саундтрек у фильма был замечательный, а Серафина усмехнулась и одобрила со словами: «Ньют, из тебя действительно выйдет отличный мальчик-волшебник. Только не отращивай усы. И не наклеивай».

А иногда они просто оставались после тренировки на катке — чаще всего ненадолго, только вдвоём, на привычном диване в тренерской, выпить дурацкого автоматного кофе и горячего шоколада, побыть рядом в привычной обстановке — в конце концов, тренерская давно уже стала для них чем-то вроде арендуемого второго дома, временного, в который можно было прийти, если что-то случилось в своём. В один из таких вечеров Ньют привычно перемазался в какао, и Персиваль, как ему давно хотелось, попытался стереть ему шоколадные «усы» большим пальцем — и не сумел: палец Ньют немедленно всосал, лизнул по всей длине несколько раз, и всё предсказуемо закончилось тем, что он безо всяких предупреждений стёк на колени и взял у Персиваля в рот, не давая ни опомниться, ни возразить. И при этом он так смотрел снизу вверх, так усмехался, умудряясь при этом охватывать губами головку, что очень скоро пришлось напрочь забыть, где они, что происходит за дверью, и заперта ли, строго говоря, эта самая дверь. А после — сел рядом, опустил голову на плечо, а руку слабо соображающего Персиваля — себе на пах, и выдохнул: «Рано или поздно это должно было случиться в тренерской, Перси, сам понимаешь, только поедем уже куда-нибудь, а то нечестно получается». Но вместо поездки Персиваль отдышался, молча спустил с Ньюта штаны и попросту оказал ответную любезность. До квартиры Ньюта они в тот вечер, конечно, доехали, но там и отрубились. Хотя оба рассчитывали на продолжение, усталость диктовала свои условия.

Словом, всё было хорошо, период начала отношений шёл как по маслу, и все конфликты у них возникали только на катке. После какой-то выволочки, которую Персиваль устроил Ньюту за очередной

недокрут сальхова — один-единственный, но всё же — Ньют уже в машине, когда они ехали к кому-то из них, буркнул: «Перси, мой тренер — сволочь, он на меня ругается». Персиваль, помнится, подавил желание одновременно расхохотаться, стукнуть кулаком по рулю с досады и расцеловать Ньюта, нашедшего замечательный способ бескровно показать ему, что он недоволен. В итоге он ответил что-то вроде: «Доедем — буду утешать, и правда сволочь твой тренер, как можно на тебя ругаться». Ньют широко улыбнулся в ответ и погладил его по руке.

Одно только слегка омрачало всю эту радость: то, что они жили на два дома. Конечно, в квартире у каждого завелись личные вещи другого, и в стаканах в ванной давно торчало по две зубные щётки, и решалось всё простым «к тебе или ко мне?», но… Но Персивалю этого не хватало. Несмотря на частые совместные ночёвки и выходные, всё же они случались не каждый день, но даже при таком графике Персиваль очень быстро отвык просыпаться в одиночестве. И когда приходилось — скрипел зубами и машинально притягивал к себе вторую подушку, ночью пустовавшую и потому холодную, но всё равно хранившую ещё слабый запах — с прошлого раза.

А предлагать переезд он не решался.

Ньют всегда казался — да и в большинстве случаев был — человеком лёгким, в том числе и на подъём, но Персиваль отчего-то был уверен: на фразу «давай съедемся?» Ньют, скорее всего, ответит округлившимися глазами и удивлённым «а зачем?». И он чудовищно этого боялся. Пусть даже объяснить ему будет достаточно легко, и он наверняка согласился бы после объяснений — но их мнимая необходимость была для Персиваля хуже отказа.

Он даже объяснить себе не мог, на чём обоснованы его опасения. Просто был уверен: девяносто против десяти, что всё выйдет именно таким образом. Ньют вёл себя так, словно его устраивало абсолютно всё. А раз так…

Да и съезжаться спустя три месяца… ему это вполне могло показаться слишком быстрым. Пугать его тем более не хотелось.

Впрочем, сейчас, в начале сентября, эти мысли, страхи и тревоги решительно уходили на задний план. Потому что приближалось время контрольных прокатов.

В этом году они проводились в Огайо, четыре часа самолётом, двое суток в отеле, и там-то уж всем было плевать, кто из сборной с кем живёт. Можно будет сполна взять своё — пусть и всего на пару дней.

Впрочем, главной целью Персиваля было, естественно, Ньюта успокоить и настроить на хороший прокат перед комиссией, а вовсе не трахнуть в отеле другого штата. Хотя после проката — можно было бы и подумать.

Самым удивительным было, пожалуй, то, что сам он почти не волновался — ни за обе пары, ни за Абернати, хотя последний очень долго ворчал по поводу музыки для обеих программ и долго норовил заваливать вращения, которыми были напичканы оба его проката: что Дворжак, что Эйнауди требовали. Но в конце концов, и он выровнялся и ошибаться почти перестал. С его уровнем даже «почти» можно было считать успехом. Тина и Ричард вообще с катка не вылезали: именно их тренировки получались самыми долгими, настолько требовательными к себе не были даже Ньют с Куини. И, глядя на их программы — динамичную короткую и лиричную произвольную — Персиваль нарадоваться не мог: ребята весьма над собой выросли.

А про самих Куини и Ньюта и говорить было нечего. Может, и слишком амбициозно было такое заявлять, но Персивалю казалось, что подвести их могут только нервы. Впрочем, он бы не называл их своими лучшими фигуристами, если бы искренне так не считал. И личное отношение к ним тут было, естественно, ни при чём.

И, кстати, обязательно нужно будет оценить чужие прокаты. Просто для себя, чтобы знать, чего ожидать на Гран-при и особенно — на Чемпионате страны.

Хорошо ещё, у Геллерта с Дамблдором парников не было.