Несколько шагов до прыжка
Шрифт:
— Я слушаю.
— Геллерт, вот объясни мне, — в его манере заговорил Криденс, — какого чёрта я сейчас сижу на стадионе один в окружении других спортсменов, если учесть, что у меня сегодня произвольная?.. Хотя нет, не объясняй. Я почти уверен, что не хочу этого знать.
Ах ты язва.
Геллерт, ухмыляясь, сел на кровать, слыша, как за спиной Альбус шуршит одеялом. Тоже проснулся. Хорошо. Геллерт всегда ненавидел его будить: на это уходила масса времени и сил. Если Альбус Дамблдор по-настоящему хотел спать, окружающий мир оставался бессилен.
— Мы сейчас встанем, оденемся и приедем, —
— Уж пожалуйста, — проворчал Криденс. — Давайте быстрее. Я специально заранее рванул, вот как чувствовал, но… Жду.
И, чуть-чуть помолчав, выдохнул:
— И поздравляю.
Конечно же, он тут же бросил трубку. Он всегда стеснялся проявления чувств.
Шуршание за спиной прекратилось. Чёрт. Видимо, Альбус просто поворачивался с боку на бок, и всё ещё спал.
Ладно…
Геллерт зажёг лампу на тумбочке, посмотрел на часы, поднял трубку внутреннего телефона и заказал в номер моккачино для себя и чай с лимоном для Альбуса. Накануне они не стали есть всё, что им принесли, и сейчас этим можно было позавтракать.
Геллерт решительно сдёрнул с Альбуса одеяло, уселся рядом и потряс за плечо:
— Сердце моё, нужно вставать.
Слова очень легко сошли с языка — будто бы он называл его так все годы подряд. Впрочем, вчера они тоже произносились довольно легко.
Альбус никак не отреагировал, если не считать улыбки. О чёрт.
Геллерт вздохнул:
— Альбус. Мне только что звонил Криденс, и он… как бы так выразиться… несколько сердит. Нам нужно быстро встать, перекусить и ехать на стадион. Ал, ты меня слышишь вообще?
Альбус всё-таки соизволил разлепить глаза и сонно поморгать. Потом сфокусировал взгляд на Геллерте, снова улыбнулся и опять попытался зажмуриться, но Геллерт, желая закрепить успех, попросту затряс его:
— Вставай. Умывайся. Я заказал чай, его сейчас принесут, а ты не пьёшь совсем остывший. Альбус…
Тот со вздохом дёрнул плечом, и Геллерт рискнул убрать руку. Повезло: Альбус сел, потёр ладонью лицо, глянул с немой укоризной, поднялся с постели и отправился в ванную. Конечно. Был велик соблазн пойти туда следом за ним, но именно в этот момент в дверь постучали.
Кофе, чай и Альбус.
Жизнь налаживалась.
~
Ньют вцепился в локоть Персиваля и отпускать его явно не собирался:
— Я боюсь. Перси, я очень боюсь.
— Чего именно? — Персивалю удалось смягчить суровый тон в самый последний момент. Раньше Ньют тоже делился с ним своими страхами, и он всегда отвечал жёстко, и это даже помогало, но раньше было раньше.
Ньют сжал пальцы ещё сильнее:
— Проката. Результатов. Упасть. Не докрутить бильман. Уронить Куини. Не знаю.
Персиваль постарался не показать, насколько его обрадовало всё перечисленное. Просто потому, что в списке Ньюта не было Лестрейндж и её Бэрка. Страх перед соперниками, одна из которых к тому же когда-то была партнёршей… словом, хуже чего нет. А если учесть, что после короткой программы Бэрк и Лестрейндж опережали Куини и Ньюта на пару десятых балла… Мда.
Они сидели в номере отеля, одетые для
К тому же рубашка, стилизованная под греческую тогу, Ньюту очень шла.
Персиваль крепко обнял его за плечи, прижимая к себе:
— Ты отлично катаешь эту программу. Ты не упал ни на нашем Чемпионате, ни на Четырёх. Бильман ты докручиваешь, Куини держишь — и почему всё это должно измениться сейчас? Тебе понравятся результаты, Ньют. Прокат вы не завалите, у нас уже есть малая бронза, а это очень много в сравнении с прошлым годом — ты сам вдумайся. Всё будет хорошо, ты молодец, вы молодцы. Да, борьба будет — и не самая приятная лично тебе, но я верю, что вы с Куини в ней победите. Что ты выиграешь эту борьбу. Я верю в вас. Ньют, я верю в тебя, и как тренер, и как партнёр. Ну-ка иди сюда.
Он дёрнул Ньюта на себя, усаживая к себе на колени верхом — тот удивлённо ойкнул, но возражать не стал. Наоборот: обнял Персиваля за плечи и уткнулся лицом в его шею. Прерывисто вздохнул пару раз, потом задышал реже, явно успокаиваясь.
— Спасибо, Перси, — он коснулся шеи губами, Персиваля пробрала дрожь, но чёрт всё дери, если он позволит себе забыть о делах. Слишком, слишком важен этот день — именно для катания. — Я тебя тоже люблю.
Глаза закрылись будто сами собой. Между ним и Ньютом существовала негласная договорённость об отсутствии слов — в общем-то, верная, оба полагали их не самым нужным и важным аспектом отношений, но… Но Персивалю иногда хотелось это услышать. Или сказать. И вот Ньют…
Глупо было так думать, но после этого прокат не имел права провалиться.
— И я тебя люблю, — эхом отозвался Персиваль, сжимая Ньюта в объятиях. — Ну что? Ты готов, и мы едем?
Ньют отстранился, улыбнувшись ему — привычной задорной и озорной улыбкой. И встал:
— Я готов. И мы едем.
~
Куини спешно застёгивала сапоги, когда в сумочке зазвонил её телефон. Чертыхнувшись, она выхватила мобильник и широко улыбнулась, взглянув на экран.
— Да, я слушаю!
— Надеюсь, я тебя не разбудил, — пробасил Якоб через многие мили. — Вроде рассчитал время.
Куини, не прекращая улыбаться, села в кресло в прихожей номера:
— Жаль, что ты не смог поехать с нами. Тогда ты точно знал бы, не разбудил ли меня.
Якоб негромко рассмеялся — вот и хорошо, а то первое время в ответ на её флирт он смущался и даже краснел.
— Я видел вас позавчера. Вы такие молодцы!
Она сжала пальцами подлокотник. И им с Ньютом, и судьям тоже показалось, что они молодцы. Но сегодняшней борьбы Куини, пожалуй, опасалась.
Жалко, что Патрик по баллам всё-таки не прошёл в произвольную и сегодня будет только болельщиком. Ей и самой хотелось бы поболеть за кого-то из команды. Но придётся — за Криденса Бэрбоуна. Вчерашний его прокат сорвал такие овации, что Куини даже стало немного завидно. И потом, на своих, внутренних, американских соревнованиях они могли бороться с Гриндельвальдом и Дамблдором сколько угодно — но на выездных превращались в очень сплочённую сборную.