Нескорая помощь или Как победить маразм
Шрифт:
Тёплый не по-летнему летний вечер. «Скорые» разом сгинули, и в приёмном покое воцарилась тишина. Хирурги с неврологами отзвонились, и даже у терапевтов настолько всё завалено, что на их отделении помимо коридора в оккупации столовая, два холла и аппендикс перед кабинетом начмеда. Для оных целей из приёмника одолжены три кушетки и шесть стульев. В общем, хоть здание больнички и было бетонным, по функциональности оно скорее приближалось к резиновому.
Однако учебник физики утверждает, что и резина подчиняется основным пределам растяжения. Поэтому в одиннадцать вечера разом сгинули все «скорые», и приёмник опустел. Персонал, не веря подкатившему счастью, под предводительством дочери вождя, высыпал на пандус. Свежий воздух безработицы затуманил
Часы ускакали за полночь. Луна спряталась в Южном полушарии. Звёзды сгинули в облаках. Лишь уличные фонари да гоготание медработников освещали территорию клиники. Праздник продолжался и наплевать, что завтра ранний подъём и рутинные хлопоты. Хотелось петь. Получалось танцевать. И пандус был пригоден для этого. Люди в белых халатах прыгали, дрыгали ногами и периодически драли голосовые связки. А как ещё снимать усталость?
И вот в самый разгар веселья где-то наверху постучали. Сильно постучали. Звонко. Медики остановились и посмотрели туда. А там, в окне шестого этажа, стоял больной, весь в проводах и ещё на капельницу, как на клюку, опирающийся. Никогда не вставал, а здесь — пожалуйста. Заприметив, что внизу его увидели, пациент покрутил пальцем у виска. Мол, в психушечку пора. Медработники косятся на часы: полчетвёртого ночи. Ну перед больным уж извиняться не стали, а просто тихо собрались и разложились по шконочкам. Финиш. Тишина. Спи спокойно, родная больница.
Утром, когда подходила новая смена, в приёмнике нарисовался врач-реаниматолог. Тяжёлой поступью он прошагал к регистратуре и, не здороваясь, запросил:
— Какой…(цензура) всю ночь орал? — Док душевно зевнул. — Чё не прогнали придурков? Кошмар! У меня больной, который в коме больше месяца лежит, встал. Я ему уже посмертный придумывал.
— Так мы как-то не слышали, — извиняясь, пролепетали в приёмнике. — Кто бы это мог быть?
— Не знаю кто, но если ещё раз подобное повторится, я сброшу на них калоприёмник.
С этими словами доктор медленно поплыл обратно, лечить других больных, которые не услышали ночного ободряющего кошмара.
Вызов № 86 ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГОЛОС
Человек — не друг собаке.
Разумеется, пациенты отделения реанимации и интенсивной терапии довольно закомуристые клинические больные. Их традиционными-то способами не всегда вылечить можно, не то что психологией. Опять же, нельзя говорить, что подобные пациенты в большинстве умирают. Нет. Всё же благодаря современной технике и умелому обращению с ней многие обсуждаемые пациенты продолжают жить. Хотя жизнью это тяжело назвать. Скорее существование. И сколько оно может длиться — одному Богу известно.
Конечно, в ряде заморских Царств подобную проблему решили с помощью эвтаназии, то бишь добровольного (или с помощью родственников) ухода из жизни. Не вступая в полемику о праве на существование самой эвтаназии, напишу лишь одно. Несмотря на запрет таковой в нашем Царстве, её «отлично» применяют в отношении отдельных живых существ, весьма близких нашему сердцу. Причём без согласия последних. И тому посвящается следующая история.
Как вы помните, Дуся отлично выполнял функции рядового медработника и периодически дежурил вместе с Иркой. Но как у подводников идёт год за два, так и у собак пятнадцатый год жизни близок по состоянию человеческому девяностолетию. Дуся начал стареть, плохо есть и часто болеть. И страшней прочего, у него случился деформирующий артроз. Пёс хромал и каждый шаг преодолевал с усилием.
Но с каждым днём старость прогрессировала. Кобель стонал, хромал и плохо ел. На семейном совете вынесли мучительное решение: эвтаназия неизбежна. Два дня собирались, три дня звонили, и вот специальная служба стучится в двери. Два молодых человека, с чемоданчиком. Дуся, очевидно, знал о принятом вердикте, но даже если бы на него не надели намордник, он всё одно никого бы не смог укусить. Ветеринары это сразу приметили.
— Намордник можете снять, — спокойно предложил один из них. — Сейчас сделаем два укола: один расслабляющий, а чуть позже усыпляющий. Вам лучше выйти куда-нибудь.
Ирка и супруг замостились на кухне. Достали сигареты и, несмотря на двухнедельную завязку, нервно закурили. Прошло десять минут. Дочь вождя попробовала что-нибудь сварить, однако руки её не слушались. Когда она несла кастрюлю с водой к плите, пальцы разжались, и всё оказалось на полу. Ну вот, хоть какая-то разрядка. А то невозможно без дела сидеть. Ирка вышла в коридор. Ванная находилась по правую сторону, комната по левую. Медрегистратор пыталась не смотреть на собаку, но глаза сами устремились в нежелательном направлении. Дуся лежал на полу, покорный судьбе. Он засёк движение в коридоре, и когда Ирка взглянула на него, их очи встретились. У пса были жалобные глаза. Грустные и одновременно отрешённые. Он как будто спрашивал: «Зачем ты меня убиваешь?» У Ирины оборвалась последняя ниточка, поддерживающая сердце. С рёвом она убежала на кухню…
Выкурена третья пачка. Пролита двести десятая слеза. Табурет валяется под столом. Чай замерзает в заварочнике. Шаги в коридоре стихли, и теперь понятно, что ветеринары уехали, захватив с собою такое родное и… Эх… Мысли путаются. Ирка посмотрела на мужа, и без слов стало понятно, что впредь ни одно живое существо он никогда в жизни не усыпит. Ни за что. Супругу хотелось закричать, но подкатившийся к горлу ком перекрыл выход даже словам.
Дочь вождя сидела в растерянности. Нужно пойти в комнату, заняться повседневными делами. Погладить бельё, протереть пыль. Хотя какая к чёрту пыль. Нужно просто пойти. Только как открыть эту дверь? Возможно ли переступить порог и не увидеть любимого Дуняшу? Примут ли глаза пустое пространство посреди комнаты? Столько вопросов и ни одного ответа. Лишь пустота и горечь внутри. И вдруг…
В прихожей раздался человеческий крик. Сильный крик. Крик, полный отчаяния и безысходности. Такое можно услышать лишь на похоронах любимого и дорогого сердцу человечка. Ирка с мужем резко распахнули дверь и увидели в прихожей свою кошку, орущую человеческим голосом. Кошку, которую в течение четырёх лет растил Дуся. Кошку, забытую своими хозяевами и видевшую весь процесс убийства «родителя-отчима». Не дай бог никому…
Постскриптум. С момента гибели Дуняши лохматая малышка два месяца спала на собачьей подстилке, после чего начала немного отходить. Время лечит даже животных.
А может, и нет…
Вызов № 87 ЦЫГАНЁНОК
Кто скажет, что это — девочка,
пусть первым бросит в меня камень.
И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев
Разумеется, время не всё лечит. И я сейчас не говорю о тяжёлых оскольчатых переломах или сахарном диабете. Я имею в виду душевные травмы. И смерть близких — одно из значимых событий в данной области. И если похороны пожилых родителей ещё хоть как-то закономерны, то уход детей просто невосполним. И никакие сроки не смогут зарубцевать психологическое повреждение человека.