Несладкая жизнь

Царева Маша

– Можно суши заказать, – смутился Артем. – А ты… Надолго?

– Ты же понимаешь, что дома я сейчас появиться не могу, в клубе тоже. Я бы пошел в отель, но у меня нет денег. Мои кредитки остались в психушке… Тебе неприятно мое присутствие?

– Да нет, что ты! – поспешно возразил Артем. – Живи, сколько захочешь, в гостевой спальне. И денег могу тебе дать. В сейфе есть наличные.

– Вот и чудно. – Давид налил себе кофе и плюхнулся в кресло. – А что за девка у тебя? Она скоро уйдет?

– Вообще-то… – Артем потупился. – Я знаю, что ты бы такого не одобрил, но… Все-таки один раз живем, и я… В общем…

– Да ты не мямли, что

случилось-то? – заинтересовался Давид.

– Я пригласил ее у меня пожить… Это не насовсем. Она снимала квартиру, но хозяева велели срочно ее освободить. Ты же знаешь, как трудно сейчас найти в Москве хорошее жилье.

– Ну почему же, совсем нетрудно, было бы кому за него платить, – промурлыкал Давид, внимательно разглядывая лучшего друга, которого он, как выяснилось, совсем не знал. – И кто же счастливица?.. Мы не виделись три дня, а у тебя все так изменилось….

– Ты ее немного знаешь, – окончательно стушевался Артем. – Это… Это Анфиса. Она сейчас спит.

– Кто-о? – Давид присвистнул. Но потом посмотрел в изменившееся лицо Артема и осекся. Господи, что натворил за три дня этот болван?! Неужели он не понимает, как жалко выглядит? – Ты не шутишь?

– И не думаю, – серьезно ответил Артем. – И вот еще что. Если хочешь здесь жить, будь с ней, пожалуйста, повежливее.

Анфису он увидел только утром. Давид завтракал размороженными наспех круассанами, когда она, позевывая, выплыла на кухню. Ее волосы были небрежно прихвачены повязкой, под глазами затаилась коварная синева, в циничной интерпретации московского утра она уже не выглядела роскошной красавицей. Было видно, что под глазами у нее – ранние морщинки, такие появляются к тридцати годам у девушек, привыкших пить ночь неумеренными двойными порциями. На Анфисе был короткий атласный халатик с китайскими драконами. Пошлость какая. Хотя ноги у нее ничего, длинные, мускулистые, хорошей формы, с тонким слоем плотного жирка, который ей идет, делает ее фигуру аппетитной и женственной. Можно было бы как-нибудь ее… Хотя лучше об этом забыть. Он не в том положении, чтобы в очередной раз испытывать Артема на прочность.

– Привет! – он небрежно махнул рукой.

Анфиса вздрогнула. Она его не заметила, думала, что она одна.

– Ой!.. – и уже совершенно другим голосом протянула. – Ты-ы-ы?

Давиду стало смешно. Как будто бы привидение увидела, честное слово.

– Ну я. Ты, что ли, не знала, что я его лучший друг? Все равно рано или поздно увиделись бы.

– Да, но… Сейчас только полдень. Артема нет… Что ты здесь делаешь?

– Наверное, я тебя разочарую, но я здесь живу. – Давид развел руками, наслаждаясь ее замешательством. – Обстоятельства так сложились. Не будешь мне мешать, и я тебя не трону.

Анфиса презрительно усмехнулась и нервно одернула халат. Он вспомнил, как они занимались любовью – ей нравился агрессивный, дикий секс. Однажды под ними треснул кухонный стол.

– Не тронешь, значит? – скривилась она. – По-моему, До, ты кое-что не понял. Я его девушка, если до тебя не дошло. Мы вместе живем. Он меня любит. Он может говорить тебе все что угодно, но я точно это знаю. Поэтому ставить мне какие-то ультиматумы не советую. Боком выйдет.

И она вышла из кухни, прихватив с собою пакетик дрянного апельсинового сока и банку консервированных ананасов.

– Это мы еще посмотрим, – тихо пробормотал он ей вслед.

Вечером он попробовал

поговорить с Артемом. Это была опасная игра, но Давид рискнул.

– Ты разве не видишь, – говорил он, – что это за человек? Пиранья на охоте. Ты ей не нравишься. Просто ты – ее последний шанс. С такой репутацией, как у нее, на приличных женихов рассчитывать не приходится. А тут ты, с папашей-миллионером и телячьим взглядом.

– Не надо так говорить, – тихо попросил Артем. – Я знал, что ты это скажешь, и все-таки прошу: не надо. Ты не можешь знать, какие у нас отношения.

– Да что тут знать, если все шито белыми нитками? Она собирается въехать на твоем горбу в красивую жизнь. Dolce vita, бля! Мир сумочек Louis Vuitton и обедов в кафе «Пушкинъ».

– И все-таки это не твое дело.

– Ты мой лучший друг. Я не могу спокойно смотреть, как тебя на…бывают.

– Жениться я не собираюсь. Мы предохраняемся. В чем риск?

– Ты что, и правда такой наивный телок? Предохраняется он! Да вы же всю ночь трахаетесь, всю ночь напролет, мне все слышно! Хочешь сказать, что каждый раз на тебе презерватив?!

– Ты нарываешься, – предупредил Артем. – И потом, презервативы мне вообще не нужны, не люблю я их, ты же знаешь. Анфиса принимает таблетки, она тоже пока не готова стать матерью.

Давид задохнулся – ну что же это такое, наивность, тупость, временное помрачение рассудка?! Артем смотрел на него серьезно, сжав губы, – казалось, за эти три дня в его взгляде появилось нечто новое, и это нечто Давиду не нравилось. Не рассудком, но каким-то звериным чутьем он почуял опасность, понял, что дальше продолжать этот разговор не имеет смысла. Артем легко выставит его за дверь. В рыночном синтетическом костюме и с пятисотрублевой бумажкой в кармане. И что тогда?

– Расслабься, – улыбнулся он. – Ты же знаешь, я не со зла. Просто за тебя волнуюсь.

Артем удовлетворенно кивнул. И подумал, что это была первая победа, которую он одержал над Давидом за все те годы, что они знакомы и дружны. Внутренне усмехнулся – видеть лучшего друга в зависимом положении оказалось неожиданно приятно. И теперь так будет всегда. Артем больше не позволит ему собою командовать, решать, что ему делать, что носить, что пить, с какими девчонками спать. Этот разговор станет не просто будничной деталью, но переломным моментом их дружбы.

А Давид, в свою очередь, подумал: раз обычный метод давления авторитетом не работает, придется искать другие пути. Но от этой девки, Анфисы так называемой, надо в любом случае избавляться.

И он выбрал тактику, знакомую ему едва ли не с самого детства, – с того дня, когда он впервые осознал, что есть в нем нечто такое, перед чем женщинам трудно устоять. Тактику насмешливых внимательных взглядов, случайный прикосновений – вроде бы все буднично и просто, и она всего лишь лезет в холодильник за пакетом обезжиренного молока, а Давид проходит мимо и задевает ее плечом, но обоим при этом понятно, что произошло нечто особенное, важное. В этой игре каждый взгляд имеет глубинный сакральный смысл, каждая нечаянно брошенная фраза. Он всего лишь замечает, что новая блуза ей к лицу, а она не знает, куда деться от внезапного смущения, ей несвойственного, от обжигающей лавы нахлынувшего румянца и от беспокойного пульсирующего сердца, которое разрослось, подобно раковой опухоли, и заполнило собою все ее существо, не оставив и квадратного сантиметра для рассудка и здравого смысла.