Несмотря ни на что
Шрифт:
Оглянулся. Миссис Сэвернейк стояла среди группы гостей; у всех были оживленные лица. Джон поймал ее взгляд, но она, казалось, смотрела не на него, а поверх его головы, с отсутствующим выражением.
Что же, зачем ему нужно, чтобы она постоянно смотрела на него или думала о нем? Откуда это ощущение разочарования, обделенности?
Весь вечер, танцуя, беседуя, он томился желанием знать, где миссис Сэвернейк, с кем говорит, какова ее настоящая, скрытая от него жизнь, интимная жизнь души. Он не пытался анализировать это желание и не находил
Прощался он с нею так, словно уезжал в дальнее путешествие. Заметил это шутливо вслух. А она улыбалась, опустив ресницы.
На мгновение Джон почувствовал нелепый восторг, но увидел, что она с тем же выражением прощается с двумя другими гостями, и возбуждение разом упало, снова он почувствовал себя «отверженным» и одиноким.
— Вы позволите навестить вас как-нибудь днем? — спросил он. — Или, может быть, окажете мне честь пообедать вместе где-нибудь и отправиться в театр? Говорят, что пьеса Сарду — очень недурна.
— Так какую же из просьб мне следует удовлетворить?
— Обе, — не задумываясь, отвечал Джон.
Она снова засмеялась.
— Хорошо, в таком случае, спасибо за приглашение. И приходите ко мне. Я дома бываю часто.
С этими словами она отпустила его. Но Джон был все же мрачен, возвращаясь домой.
— Кто такой был Сэвернейк? — спросил он Чипа неожиданно.
— Не знаю. Он много лет назад исчез с горизонта. Умер, кажется, в Африке. Был не то крупным коммерсантом, экспортером, не то исследователем. А вероятнее всего, и тем, и другим.
— Странно, почему миссис Сэвернейк не вышла вторично замуж?
— У нее слишком много претендентов, должно быть, — рассудил Чип. — Видит Бог, я бы хотел, чтобы она вышла за меня.
В голосе его звучала подавленная страсть, а глаза, когда он прощался с Джоном, имели такое выражение, словно он сильно страдает.
Глава XII
Старая истина: женщина становится более заманчивой для мужчины, если он знает, что в нее влюблены и другие. Бессознательный хищнический инстинкт, просыпаясь, усиливает стремление к ней.
Джон видел, что Чип молчаливо обожает миссис Сэвернейк. Это придавало ей в его глазах новую, загадочную прелесть, делало ее еще более желанной. Джон словно смотрел на нее глазами Чипа.
Временами, отдавая себе в этом отчет, он злился, отступал, почти пугался. А страх в этих случаях — начало всем известного конца.
Джон этого не знал. Весь его любовный опыт заключался в романе с Кэролайн, оставившем лишь горечь. Он не хотел новых уроков.
Но как-то так выходило, что он постоянно слышал о миссис Сэвернейк, встречал ее. Ее знало множество людей. И при такой широкой известности о ней (редкое явление) не сплетничали — или сплетничали очень безобидно. Говорили, что она для мужчин милый, осторожный, но бессердечный ментор. Говорили, что она умеет льстить и этим добилась своего влияния. А между тем все искали ее общества, наперебой
Джон редко встречал ее одну и бессознательно злился на это. В одно солнечное июньское утро, до завтрака, он встретил миссис Сэвернейк одну в парке. Оба они катались верхом.
— Наконец-то одна! Вот неожиданность!
Она подняла брови.
— Разве я кажусь вам такой уже окруженной?
— А разве это не так? Я, кажется, ни разу еще не встречал вас без свиты.
— Что это — упрек, жалоба или любезность?
Она улыбалась ему точно так же, как (он видел это много раз) улыбалась и другим.
— Я хотел бы, — заметил он, искусственно смеясь, — чтобы вы сберегли эту очаровательную улыбку только для меня.
На ее щеках выступила легкая краска, оттеняя глубокую синеву глаз.
— А разве она какая-нибудь особенная?
Джон засмеялся, откидывая голову.
— А вы как будто не изучили до мельчайших оттенков эффект, который она производит на тех, кому вы дарите ее? Если бы я не боялся вас рассердить, то готов был бы высказать предположение, что вы изучали этот эффект годами.
— О, нет, — сказала она ласково, — с какой стати мне сердиться? Каждый шутит на свой манер и, к счастью, никому из слушателей не возбраняется иметь свое мнение о качестве шутки.
Спустя минуту они уже беседовали о политике.
Джон поехал домой из парка с ощущением, что день сегодня неудачный. И неожиданно для себя к вечеру решил отправиться к миссис Сэвернейк. Он застал ее одну.
Комната была полна весенних запахов: повсюду — цветы. Было тихо. Блестел на подносе чайный сервиз.
Уверенность покинула Джона. Слова не шли с уст. Он пробормотал, запинаясь:
— Хотя мы и виделись только сегодня утром, но я чувствовал… мне хотелось… вам неприятен мой приход, скажите?
Миссис Сэвернейк готовила чай. Подняла глаза.
— О, я в восторге. Мы напьемся чаю и поболтаем — первое удовольствие для нас, женщин.
Джон уселся в кресло и взял из ее рук чашку. Беспокойство и тоска разом сменились ощущением тихого довольства.
— Бывают у вас такие дни, когда вы все время в раздражении, хотя ничего неприятного не случилось? Когда пустота какая-то томит, недовольство? У Маркса теперь мало работы для меня, а ничего нет хуже праздного утра. Но здесь, сейчас, я снова почувствовал себя великолепно.
— Это очень приятно слышать, — улыбнулась, глядя на него, хозяйка. Джон, в свою очередь, смотрел на нее в упор, не скрывая своего смелого восхищения. Миссис Сэвернейк не могла не видеть того, что Джон очень хорош собой: такой красивый, сильный и молодой.
Так оба смотрели друг на друга в молчании, и что-то новое рождалось от этих скрещенных взглядов. Джон чуточку побледнел.
На пороге появился лакей, докладывая о госте. Вошел Леопольд Маркс.
Если он и испытывал разочарование, увидев Джона, то ничем не показал этого.