Несмотря ни на что

Уэдсли Оливия

Виола прильнула к нему, шепча его имя, совсем обессиленная этой нежданной радостью после боли, причиненной его поведением там, в зале.

Глава XX

В начале лета Рендльшэм погиб во время несчастного случая с автомобилем. Новость эта к вечеру того же дня облетела все клубы Лондона.

День выдался такой знойный, что дышалось с трудом. Время от времени грохотал гром, но не было надежды на освежавшую грозу.

— Слыхали о бедняге Рене? — спросил кто-то Джона.

—

Нет. А что? — Джон был занят чтением газеты и едва слушал то, что ему говорили.

Крик газетчика прорезал душную тишину:

— Гибель… пэра… в Бруклэндсе.

Джон обернулся к Вайнеру:

— Кто это убит?

— Рендльшэм. Он ехал один на своей машине и произошла катастрофа… Ужасная история! Для нее это порядочный удар… — Вайнер вдруг осекся, страшно покраснел и неуклюже отошел: он вспомнил, что о Кэролайн с Джоном говорить неудобно.

Смерть Рендльшэма была у всех на устах. Джон слышал со всех сторон разговоры об этом несчастье, о Кэролайн. Ему трудно было представить себе Кэролайн страдающей, неутешной.

Но он скоро забыл об этой истории — его собственные дела требовали неусыпного внимания. Он теперь соперничал с сыном Кэмоя Раттера. Они шли одинаково, трудно было решить, кто из них опередит другого.

Молодой Раттер был так же блестящ, как его отец, и обладал той же упрямой энергией. Он словно рожден был для политической деятельности. Его отец имел множество друзей среди сильных мира сего. Все они восхищались отцом и покровительствовали сыну.

Джону нравился Раттер, но он находил в нем некоторую долю актерства. Раттер всегда «играл» для галереи и наслаждался от души, если сознавал, что играет хорошо.

Мысль, что он может быть побежден Раттером, была для Джона просто нестерпима. Но он даже Виоле не заикался об этом. Виола знавала Раттера-отца, когда он был в зените своей славы, а она только начинала выезжать в свет.

Перед самым открытием парламента соперник Джона отпраздновал с большой помпой свою свадьбу с девушкой из очень знатного и уважаемого рода, давшего Англии целый ряд видных политических деятелей.

В день свадьбы Джон, бывший в числе гостей, встретился с Кэролайн Рендльшэм. Он думал о ней в этот день. Женитьба Раттера, замечание, брошенное кем-то, — все невольно возвращало мысли о Кэролайн. Хоть Джон и сердился на себя за это.

Он вышел из церкви святой Маргариты, где происходило венчание. Было очень жарко, и хотелось посидеть в тени, под сводами аббатства. Он присел на каменную скамью — и вдруг увидел Кэролайн. Она была вся в черном и, вместо обычной траурной шляпки, на ней был повязанный в виде чалмы по самые брови черный тюль. Кэролайн окликнула Джона. Он встал и пробормотал обычные фразы соболезнования. Ему была очень неприятна эта встреча и хотелось поскорее уйти.

— Простили вы меня? — спросила вдруг Кэролайн, с выражением ребенка, огорченного и жаждущего утешения.

— Да, конечно, — отвечал Джон неуверенно. — Я так сожалею о вашем несчастье… я…

— Так,

если вы не сердитесь больше, не навестите ли меня как-нибудь?

— Очень благодарен… — Джон мучился тем, что не умел ничего больше ответить. В смятении смотрел в светлые глаза Кэролайн, и их блеск как-то сливался в его ощущениях со слепящим зноем летнего дня.

Он посадил Кэролайн в автомобиль и побрел домой с тем тягостным ощущением недовольства собой, которое иногда возникает как будто без всякого повода. Была суббота, и ему предстояло ехать к Виоле. В поезде он думаю об этих двух женщинах — о Кэролайн и Виоле. Когда женщина просит у мужчины прощения, это невольно обязывает его быть с нею ласковым… И будит воспоминания о прошлом. Джон снова вспомнил Венецию…

Он не сказал Виоле о встрече с Кэро. Они отправились в лес, захватив с собой корзинку с провизией, и провели там почти весь день. Джон развел костер из еловых шишек, которые во время горения распространяли чудесный аромат. Сидя у костра, они с Виолой строили планы относительно летних месяцев. Решили часть каникул оставаться в коттедже.

— Здесь чудесно… с тобою, — сказал вдруг Джон. — Так уютно, спокойно… Если я получу назначение от Вэнстока, я буду совершенно доволен.

— А если нет?

Он усмехнулся.

— Если нет, тогда опять все сначала: снова скачка с препятствиями, снова скука выжидания.

Он прилег головой к ее коленям.

— А я всегда терпеть не мог ожидать… особенно поцелуев!..

Он поднял глаза на Виолу, прислонился к серебряному стволу березы.

— Счастлива?

Она улыбнулась:

— Счастливее никого нет в мире!

Джон сам не знал, почему вдруг испытал угрызения совести. Ответ Виолы взволновал его до глубины души. Впервые смутно представилась ему разница между нормальным союзом двух любящих, совместной жизнью, и этими свиданиями по субботам и воскресеньям.

Он словно яснее увидел женщину, которую любил. Вот она сидит и улыбаясь говорит, что счастлива; ни разу не дала она ему почувствовать, что у нее есть не все, чего она вправе ждать от любви. И отчего это невозможно сохранять пыл и восторг первых дней счастья, отчего они выдыхаются?

— Наша с тобою жизнь не полна, — промолвил он отрывисто.

— Ты неудовлетворен? — улыбка исчезла с губ Виолы. — Милый, что же…

— Не сумею тебе объяснить… Видишь… нам бы следовало быть всегда вместе. Не только любовь делить, но и всю жизнь.

— Разве я тебе в чем-либо отказывала? Не жила только тобою? — спросила она совсем тихо.

— Господи, конечно, ни в чем. Но… я же говорю, что трудно объяснить… что-то у нас не так. Я тебя люблю и хотел бы любить…

— Без затруднений, — закончила за него Виола. — То есть не торопиться на поезд каждую субботу, тогда как именно на этот день — я уверена — ты получаешь самые заманчивые приглашения.

Джон залился смехом.

— А знаешь, ты угадала! Всегда так и выходит. Разве это не досадно?