Несносная девчонка
Шрифт:
– Конечно. Я знаю, что это не модно. Но замечательно. Дома я приношу его в библиотеку после обеда, а Марк сидит рядом. Боюсь, для бедняги Джека это было бы слишком тяжелым испытанием. – Она заразительно засмеялась. – Могу себе представить его лицо.
– Вам нравится Дж… мистер Гамильтон? – спросила Крессида и вздрогнула, вдруг представив, как она нянчит ребенка Джека, а он сидит рядом.
Мэг кивнула.
– После Марка я больше всех привязана к нему. Он очень добрый, и у него душа рыцаря. А теперь я пойду. Увидимся утром. Надеюсь, вашему отцу станет лучше. Спокойной ночи, мисс Брамли.
– Спокойной ночи, – ответила Крессида и медленно направилась в библиотеку.
Интересно, что испытываешь, когда кормишь ребенка? Она не могла понять, почему леди Фэрбридж считала кормление грудью отвратительным занятием. Но если так, то зачем Господь дал женщинам грудь?
В библиотеке горел огонь в камине, а шторы были задернуты. Сейчас она выберет себе книгу и пойдет спать, но прежде проверит, как там папа. Крессида, зевая, подошла к высокому окну и немного раздвинула шторы. Над лесом висела полная луна, серебряный свет освещал покрытые снегом деревья и сады. На небе поблескивали звезды. Крессида узнала созвездие Ориона и Большую Медведицу, находить которые ее научила еще мама. Ребенком она была уверена в том, что звезды – это окна в раю, через которые смотрят Бог и ангелы. Крессида уселась на подоконник и плотно задернула шторы.
А если мама наблюдает за ней сверху? Что она подумает о своей глупой дочке? Наверняка расстроится.
«Ухаживай за папой, дорогая. Он очень добрый, но такой рассеянный. Он всегда очень хорошо ко мне относился и я старалась отплатить ему тем же».
А вот она, Крессида, поставила отца в такое положение, что он был вынужден защищать дочь от ужасных последствий ее поведения. И это стоило ему прихода. Но здесь он вполне счастлив. Мистер Гамильтон… Джек позаботится о нем. Пусть он и грубиян, но папу любит. Как было бы славно, если бы он и ее полюбил. Но она должна – до того, как уедет – предупредить его об одной маленькой отцовской странности. Джек, несомненно, поймет. В конце концов, папа не делает это намеренно.
Луна продолжала светить в окно, звезды блестели на небе… и Крессида задремала.
Она проснулась, дрожа от холода, и услышала голоса.
– Я думал, ты наверху с Джоном, но Люси сказала, что он сразу заснул, а ты спустилась в библиотеку взять книжку.
Господи, да это граф Резерфорд!
– Да. А я думала, что ты беседуешь с Джеком. Где он? – А это уже говорит миледи.
– Он поднялся к себе. Иди сюда, милочка.
Крессиду удивил хриплый, гортанный голос графа. Он с любовью смотрел на жену за обедом… Но что происходит сейчас? Может, ей следует выглянуть, чтобы они знали, что не одни здесь? Крессида не знала, как поступить. А вдруг они обнаружат ее, спрятавшуюся, словно ребенок, за шторами?
– Мэг… О боже, как я хочу тебя. Поцелуй меня снова…
Послышались стон и прерывистое дыхание. Потрясенная Крессида просунула нос между портьерами и разинула рот.
Лорд Резерфорд сидел в кресле у камина, держа графиню на коленях. Боже, что он делает? Он так страстно ее целует, словно вот-вот откусит ей нижнюю губу. И миледи это, кажется, нравится. Она прижалась к графу и запустила руки ему в волосы. А эти звуки похожи на всхлипывание,
Широко раскрыв глаза, Крессида смотрела, как граф осыпает поцелуями шею жены. Вот его губы спускаются все ниже и ниже… А как это могло быть у нее с Джеком?
– Марк?
Граф поднял голову.
– Еще?
– Да, о да…
– Ах ты, маленькая распутница.
Нежные поцелуи переместились на грудь, рука – на бедро и скрылась под тяжелой бархатной юбкой. У Крессиды перехватило дыхание при мысли о том, что Джек может вот так же ее ласкать. Она почувствовала слабость в ногах, а графиня тем временем поудобнее устраивалась в объятиях мужа.
– Мэг, любимая. Ты такая… теплая…
Крессида сидела, прижавшись к окну. Ей не следует здесь находиться. Неудивительно, что девушкам почти ничего не говорят о брачном ложе. От того, что ей удалось подглядеть и услышать, заболело и горело от жара все тело.
– Пойдем, дорогая, нам пора. Если мы задержимся…
А дальше последовали пылкие, полные любви слова лорда Резерфорда, прямо говорившие о том, чего он хочет.
У Крессиды горели щеки и тряслись колени. Только бы они не обнаружили ее!
– Марк, – раздался хрипловатый голос графини. – Это же не наша библиотека. Что, если войдет Джек?
В ответ последовал смех.
– Любовь моя, не искушай меня. Но старину Эванза точно хватит удар. Пойдем, шалунья. Пора спать. Дай-ка я поправлю твои юбки.
– А твой галстук?
– Ты опять его сорвала, бесстыдница?
– А ты разбросал мои заколки по полу.
– Дурочка, я утром все подберу. Если Джек их обнаружит, то ему будет о чем задуматься.
– Что касается Джека…
– Да, душечка? Это твоя сережка?
– Да, моя. Как ты думаешь, чем удручен Джек?
– У него крапивная лихорадка.
– Что?
– Крапивная лихорадка. В штанах. Хватит беспокоиться о нем – позаботься обо мне. Пойдем в постель.
Крапивная лихорадка! Что имеет в виду Резерфорд? Крессида продолжала подглядывать в щелку.
Они наконец вышли из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь.
Подождав для верности несколько минут, Крессида вылезла из своего убежища. Она смотрела на кресло, в котором только что сидели граф и графиня и… представляла Джека на месте Резерфорда. Но зачем думать о том, каково было бы ей оказаться у Джека на коленях?
Она отвернулась к книжным полкам. Надо расставить все те книги, с которыми кончил работать папа, а затем выбрать себе что-нибудь почитать в постели. Со стопкой книг в одной руке девушка стала подниматься по лесенке и тут же наступила на подол юбки. Чтобы не упасть, Крессида ухватилась за лестницу, а книги рассыпались по полу.
– Черт! – Она приподняла юбку и осторожно спустилась вниз. Эта юбка была намного длиннее, чем у других платьев, и почти касалась пола.
Крессида заткнула подол за пояс. Она одна, и некому упрекнуть ее за неприличный вид.