Несокрушимые
Шрифт:
— Хиба ж у нас своих ковалей нэма, шо у чужих дядькив ковать коней будэмо?
— А царю пошто стилько отваливать? Прежние и то брали меньше.
— Спокон веку не водилось, чтоб половину намолота отбирать...
Пасюк подождал, когда его воинство войдёт в полный раж, и снова разрядил пистоль.
— Тихо! Зараз поспрошаю, нужен ли тогда нам этот царь и весь евонный прихлёб? Не лучше ли свой ряд поставить, чтобы жить самим по себе и намолот в чужие руки не отдавать?
Снова общий рёв:
— Та на кой он ляд? Хай сказится, одни управимось...
Звучали
Грицько казак не из видных, нос провалившийся и голосок писклявый, труслив в поле, но удал в застолье. Вскочил на чурбан и стал выкрикивать слова, которых поднабрался, шатаясь среди чужеземных собратий по разбойному ремеслу:
— Виштенес! Магнифико! Кишбер! Пшемоцно! — и, наконец, припечатал: — Бармасалай!
— Ого-го! — радостно завопили казаки. — В скарбники его [2] !
— Та шо там в скарбники — пущай канцлером будэ! А батьку-атамана царём хотим, своим, казацким. Мы его на царице Маринке женимо.
— На кой она?! Ноги як хворостины, шо гусей гоняют, мы краще сыщем!
— Выпьем за здоровье царя Пасюка! Любо-о-о!
Пересохшим от долгого крика глоткам требовалась обильная примочка. Из примыкающего к амбару погреба выкатили пару бочек, вышибли из них крышки и стали черпать вино — кто ковшами, кто горстями, кто шапками. От такой неуёмности скоро на полу оказалась добрая половина самостийщиков. Пасюк I, восседающий на деревянном обрубке, и его приближённые крепились из последних сил.
2
На Украине встарину — казначей, лицо, ведавшее финансами.
— Хай живе наш батька-царь! — пронзительно провозгласил очередную здравицу Грицько.
Приуставшие подданные ответили вяло, лишь откуда-то сверху раздалось громкое эхо, а вслед за ним к царскому трону свалился пищащий ком.
— О, шо-сь такэ? Посветите.
Поднесли факел и замерли от изумления — на полу копошился живой клубок из связанных между собой хвостами крыс.
— Прими мех на царскую мантию! — прозвучало сверху, а вслед за этим раздался дикий хохот.
— Эге, кто-сь там балуе? — Нет, сквозь дым, застилавший верх строения, трудно было что-нибудь рассмотреть. — Ну, погодь же!
Несколько из не потерявших способность двигаться выскочили наружу. Луна ярко освещала казацкий табор, и на заснеженной крыше амбара ясно виделось нечто живое.
— Грицько, ты когда-нибудь пил до чёртиков?
— Завсегда, — признался канцлер, — иначе зачем пить?
— А чёрта лысого видел? Так поглядь.
И правда, на крыше кривлялся и делал ужимки настоящий чёрт, хвостатый, с голым черепом, на котором торчали рога.
Испуганный Грицько бросился назад, под высокую
— Добудем биса батьке на подарунок.
Нелёгкое это дело, лезть по пьянке на скользкую крышу, тем паче, что чёрт оказался шаловливым и ловко спихивал вниз тех, кто подбирался к нему. Многие, умаявшись, отказались от своей затеи и недвижно застыли в сугробах.
Проскользнув в амбар, Ананий нашёл в нём груду сваленных хмелем, копошащихся тел. Посреди них на некотором возвышении сидел, свесив голову, атаман Пасюк, к нему приткнулся дрожащий от страха Грицько. Ананий крепким ударом вернул обоих к жизни и грозно спросил:
— Где Дуня, что из Кулаковки скрали?
Пасюк смотрел бессмысленным взглядом, но приставленный к голове пистоль разом освежил его память, и он сделал знак Грицько.
— Быстро! — предупредил Ананий. — Приведёшь лишних, снесу голову.
Пасюк испуганно замычал, подтверждая необходимость точного исполнения приказа. Грицько выскочил вон и довольно скоро привёл молодую женщину со следами недавних побоев на лице. Из-под наспех накинутой шубейки выглядывала порванная, залитая кровью сорочка.
— За что били? — спросил Ананий.
Женщина с ненавистью глянула на Пасюка.
— Не хотела этому борову постелю греть.
Ананий приказал Грицько встать рядом с атаманом и, сняв с плеча моток верёвки, ловко набросил на них общую петлю. Затем крепко примотал обоих друг к другу. Пасюк с опаской следил за его движениями, от страха у него отнялся язык, он только мычал. Не лучше выглядел и Грицько, который скулил, подобно собачонке, получившей крепкий пинок от хозяина. Окончив своё дело, Ананий обратил голову вверх и приказал:
— Сигай вниз!
Чёрт оказался послушным, не успели лезшие по крыше опомниться, как его и след простыл. Остались только продетые через мешковину рога да телячий хвост. Ананий же снял с пояса бомбу, запалил её и, оттянув атаманские шаровары, запустил её туда.
— Ты шо робишь? — просипел Пасюк, у которого наконец прорезался голос. — Спалишь батьку.
— Только погрею, — в тон ответил ему Ананий и поспешил из амбара, прихватив с собой Дуню. Едва успели отойти, как за спиной грохнуло, а ещё через недолгое время сзади появился очень большой костёр.
Радость соединённых супругов не имела границ. Дуню отвели в Торжище — так назывался отдельный городок, где жили торговцы и ремесленники, обслуживающие войско. Здесь можно было помыться, приодеться, подлечиться, достать любую вещь, добыть нужные сведения — словом, всё, что угодно, были бы денежки. К счастью, Палицын на них не поскупился. Дуня быстро шла на поправку, и переполненный счастьем Антип не стеснялся делиться им с другими. Он врачевал, ворожил, помогал найти пропавшее, давал деловые советы — и всё на редкость удачливо, так что о новом чародее громко заговорили вокруг. Стали захаживать заказчики и из самого стана; просили заговорить от пули и железа, защитить от навета, добиться царской милости, отвратить от атаманского гнева... Отказа не было никому. Ананий хмурился, не видя зримого продвижения дела. Антип успокаивал: