Несомненно ты
Шрифт:
— Мамочка! — зовёт меня Оушен из спальни.
Её голос для меня хоть и самый приятный звук на земле, сейчас действует, словно ведро ледяной воды, которое опрокинули на нас. Лотнер садится на колени, а я спешу натянуть обратно лямки сарафана и привести его в нормальный вид. Мы оба тяжело дышим. Губы распухли, сказать нечего и... это было так чертовски глупо.
— Иду! — кричу я и бегу по лестнице вверх. — Привет, милая, хорошо поспала?
Она кивает, потирая глаза. Сев на кровать, я сажаю её к себе
— Ммм... кто тебя любит?
— Ты юбишь меня, — говорит она и крепко обнимает за шею.
Лотнер мог быть моей зависимостью, но Оушен моя панацея от всего. Когда она в моих объятиях, всё снова магическим образом обретает смысл.
— Паа.
Я немного отодвигаюсь, чтобы увидеть её лицо.
— Что ты сказала?
Она улыбается.
— Паа.
— Паа, что? — я выгибаю бровь, не понимая, что она хочет.
— Паа, — снова говорит Оушен и указывает на дверь.
Поворачиваясь, я вижу Лотнера, стоящего в дверном проёме. На его лице играет улыбка, будто он только что выиграл в лотерею. Уверена, у себя в мыслях он точно её выиграл.
Это официальное заявление с горько-сладким привкусом: отныне она больше не всецело моя дочь.
— Да, милая, это твой папочка, — выдыхаю я и позволяю реальности этого события выбраться наружу.
Лотнер не спеша заходит в комнату и открывает жалюзи.
— У неё ушло меньше двух недель, чтобы так меня назвать. А через сколько она назвала тебя мамой?
Я закатываю глаза и ставлю Оушен на пол. Он берёт её на руки и подбрасывает в воздух, чем вызвает у неё громкий визг, за которым следует хихиканье.
— Ты только что украла моё сердце, — обнимает он её и целует в щеку.
Они оба украли моё ещё давным-давно.
— Я буду внизу. Мне нужно позвонить.
Он кидает Оушен на кровать и щекочет её.
— Мы найдём, чем заняться.
Этот момент такой горько-сладкий.
Дэйн не отвечает на звонок, поэтому я оставляю ему сообщение:
«Привет, извини, что не позвонила раньше. Мы нормально добрались, и я попробую позвонить тебе попозже».
Ослепительный поток голубых ирисов спускается по лестнице, когда я уже засовываю телефон обратно в сумку.
— Смотри! — Оушен протягивает футбольный мяч, размером с её туловище.
— Милая, он не будет хорошо кататься, когда ты его толкнёшь.
— Хах, твоя мама думает, что она здесь самая умная, — Лотнер ставит на пол Оушен, она бежит к дивану и плюхается на него, всё ещё обнимая мяч.
— Таидаун! — смеётся она.
Я поднимаю глаза на Лотнера.
— Кто-то расширяет её словарный запас ненужными словами.
— Ей придётся это знать, когда я возьму её на первую игру Стэнфорда этой осенью, — он включает телевизор и переключает на Дору (прим. пер. — в российской версии
— Дора! — кричит Оушен, откидываясь на подушках.
— Что приготовим на обед перед тем, как пойдём смотреть фейерверк? — спрашивает Лотнер из кухни.
Я присоединяюсь к нему и сажусь за стол.
— Нам нужно заселиться в наш отель, то есть...
— Что? — недоумевает он, закрывая дверь холодильника. — Гостиница? Я думал, что вы остановитесь у Эйвери.
Я вожусь с волосами.
— Она в Вегасе.
— И вы приехали в Лос-Анджелес только из-за меня?
— Нет... то есть, отчасти, да. Я подумала, что нам нужно поговорить.
— В таком случае, вы не останетесь в гостинице. Ни за что. Вы останетесь здесь.
Он поворачивается спиной и снова открывает холодильник. Я поднимаюсь и встаю перед ним, положив руки на бока.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Лотнер вытаскивает тарелки, ставит их на стойку и, наконец, поворачивается ко мне лицом.
— Почему?
— Ну, для начала хотя бы из-за того, что случилось немного раньше.
Коварная ухмылка появляется на его губах, пока он снимает с полки кастрюлю, отделанный железом чайник и подставки под тарелки.
— Понятия не имею, о чём ты говоришь.
Он выливает из стеклянной бутылочки в кастрюлю что-то похожее на мыло.
— Лотнер, ты чертовски хорошо знаешь, о чём я сейчас говорю. Тупая ухмылочка на твоём лице — тоже.
Включив плиту, он пожимает плечами.
— Просто я счастлив, что самая красивая девочка на планете, без обид... — он смотрит на меня и подмигивает, — назвала меня папочкой сегодня.
— Ты невыносим! — раздражённо взмахиваю я руками. — Ладно, мы останемся, но я буду спать с Оушен.
— Я тоже, — добавляет он.
— Нет, ты не тоже.
— Она будет есть куриный суп с тортильей или мне приготовить для неё что-нибудь другое?
— Она будет есть всё, если оно не будет слишком острым и если ты добавишь туда авокадо. А ЕЩЁ ты меняешь тему разговора.
Лотнер улыбается, протягивая мне авокадо.
— Извини, а о чём мы говорили? Потому что всё, что я слышал, это бла-бла-бла.
— У тебя скоро свадьба, — кидаю я ему в лицо, надеясь, что хоть это сделает его более серьёзным.
— У тебя тоже, — парирует он в ответ.
Сбивающая с толку ирония этого всего показывает, что он пытается победить меня в моей собственной игре. Он ведёт себя так, будто не признаёт того, что случилось между нами, что делает эту ситуацию менее правдоподобной для него. Он действует в моём стиле.
— Без разницы.
Я иду смотреть, как там Оушен и отменить бронирование номера.
Пока я разговариваю по телефону, Лотнер заходит в комнату, берёт Оушен, футбольный мяч и выходит с ней на улицу.