Несомненно ты
Шрифт:
— Что могу вам предложить? — улыбается она мне в ответ.
— Маленькую чашку зелёного чая, пожалуйста, — прошу я и кладу десять долларов на прилавок. — И всё что он там захочет.
Я не жду сдачу или пока Лотнер сделает свой заказ, а просто ухожу в поисках столика, садясь в итоге возле окна.
Он приносит наши напитки и суёт обратно мои десять баксов. Я закатываю глаза.
— В чём твоя проблема с Клэр? — спрашивает он, в его голосе слышится толика отвращения, пока он снимает крышку с кофе.
Я смеюсь.
—
Он косится на меня.
— О чём ты, чёрт возьми, говоришь?
— Я тебе уже рассказывала. Клэр... у тебя дома... — я выгибаю бровь, ожидая хоть какой-то вспышки просветления в его голове, — ...в одном полотенце.
Он качает головой, и я не могу поверить, что он ведёт себя так, будто не понимает, о чём я.
— 23 июля 2011 года. Девять вечера. Я только что сошла с самолёта после двенадцатичасового перелёта из Парижа — беременная, которую чертовски сильно тошнит. Я сразу же приехала на такси к тебе домой.
Он всё ещё выглядит сбитым с толку. Я вздыхаю и продолжаю.
— Твой «ФоРаннер» был там... следовательно, и ты был там. У меня ушли все силы на то, чтобы постучать в твою дверь. А затем... она появилась на пороге. Её голое мокрое тело было обёрнуто в одно из твоих банных полотенец. И она сказала, что я опоздала, — я отворачиваюсь к окну и смотрю на проезжающие мимо машины. Мне всё ещё больно вспоминать тот день.
— Господи, Сидни... я... я не спал с ней.
Меня бесит то, что спустя столько времени он не может просто быть честным со мной.
— Меня там не было...
Я резко поднимаю голову.
— Твоя машина стояла там!
— Да, но МЕНЯ там не было!
Он повышает голос, и мы оба оглядываемся по сторонам, чтобы посмотреть, не пялятся ли на нас люди.
— У Клэр что-то случилось с водопроводом в квартире, а сантехник мог прийти только на следующий день. Поэтому я ей сказал, что она может принять душ у меня, ПОКА Я УХОДИЛ НА ПРОБЕЖКУ! — его голос уже не такой громкий, но тон, которым он это произносит, всё ещё жёсткий.
Я качаю головой. Это уже не имеет никакого смысла. Или имеет. Она хотела, чтобы я подумала, что между ними что-то есть? Или я сама пришла к такому выводу?
— Что она сказала после этого? — спрашивает он.
— После чего? — шепчу я, в голове туман.
— После «ты опоздала»?
Я не могу перестать качать головой.
— Я... я не помню. Мне было так плохо. Я выбежала из здания, меня начало тошнить снова и снова. А затем я... Боже, я рухнула на асфальт и начала плакать. Я не могла остановиться... я не могла прекратить свои рыдания. Было ощущение, будто... я умираю.
Лотнер ставит локти на стол, упершись лбом в ладони. Его голос дрожит.
— Мне так жаль... Я не знал, что ты... —
Я думаю, что это вопрос, но он говорит это с таким недоверием, что я сомневаюсь в этом.
— Я вернулась, — шепчу я.
— Мамочка! — зовёт меня Оушен, когда звенит колокольчик, висящий на входной двери.
Она запрыгивает мне на колени и крепко обнимает. Лотнер откашливается и вытирает глаза.
— Малыш, выглядишь так, будто только что плакал, — сразу же разоблачает его Эмма.
Он снова откашливается.
— Кофе не в то горло попал.
Она обнимает его руку и наклоняется, чтобы поцеловать.
— Бедный малыш.
Он первым отстраняется от неё.
— Чем займёмся теперь?
— Запарк! — довольно громко кричит Оушен, потому что на нас начинают оглядываться люди.
Мы все смеёмся.
— Кто-то надоумил тебя на это, — говорю я, пощекотав её шею своим носом.
Эмма поднимает руку.
— Виновна.
— Зоопарк так зоопарк, — объявляет Лотнер и поднимается.
— Наверное, нужно взять на прокат коляску, — думаю вслух я, вылезая из машины. — Если бы я знала, что мы закончим прогулку здесь, то взяла бы нашу из дома.
— Чепуха, — отвечает Лотнер и, поднимая Оушен, сажает её на свои широкие плечи.
Она счастливо визжит. Я не могу скрыть улыбку, которая появляется на моём лице. Видеть их вместе — это, по крайней мере, половина той мечты, которая сбылась. Иду за ними к входу, и реальность снова бьёт мне по лицу. Эмма обнимает Лотнера за талию и засовывает руку ему в задний карман. Теперь нас четверо, и я как бы не должна чувствовать себя, словно третий лишний, но так оно и есть.
— Что хочешь увидеть сначала? — спрашивает Лотнер у Оушен, когда мы проходим через ворота.
— Запарк! — кричит она, схватившись за его уши, как за ручки.
— Хорошо, я выберу, — смеётся он, держа её ноги.
Спустя два часа мы успеваем посмотреть всех основных представителей дикой природы. Мы мало разговариваем на взрослые темы, потому что здесь ради Оушен. Покупая перекусить, мы идём на игровую площадку.
Лотнер удивляет меня, достав упаковку салфеток из кармана и вытирая руки Оушен прежде, чем она начинает есть крендель.
Он замечает мой изумлённый взгляд.
— Что?
— Ничего, — отвечаю я, улыбнувшись, и отвожу взгляд.
Оушен быстро делает три укуса и бежит играть с другими детьми.
— Дэйн не очень хорошо себя чувствует, — вру я, — из-за того, что пропускает сегодняшнюю прогулку. Поэтому предлагает поужинать сегодня в каком-нибудь итальянском ресторанчике около студенческого городка.
Лотнер смотрит на Эмму. Она пожимает плечами и кивает, соглашаясь.
— Хорошо, — он улыбается мне.