Несовместимые. Книга 1
Шрифт:
— Обещаю. И ты мне обещай, что к моему приезду у тебя ни царапинки на теле не будет.
Я поджала губы, затем прикусила нижнюю до металлического привкуса крови. Тихо выдохнула и посмотрела вверх, чаще моргая, чтобы затолкать слезы безысходности обратно.
— Обещаю, точнее, очень надеюсь.
— Люблю тебя, солнышко.
— И я тебя люблю, бабушка.
Я поцеловала свои пальцы и приложила их к телефону, мысленно посылая этот детский жест далеко в Валенсию.
Не успела я отойти от этого непростого звонка, от которого сердце сжимается с болью, как следом позвонила Брук. Я выдохнула
— Э-эй, красотка! С Днем рождения тебя! — воскликнула моя подруга в трубку, а после я услышала звук взрывающейся хлопушки и ее крик. — Елки палки, как громко.
Я искренне рассмеялась.
— Спасибо, — поблагодарила я ее сквозь смех.
— Я, вообще-то, подарок тебе купила. Еще три месяца назад. А ты улетела в эту Валенсию, будь она не ладна, — ворчала Брук.
— Ну, извини. Давай я приеду, и ты мне подаришь свой подарок.
— Я бы конечно хотела видеть твои эмоции, но может я отправлю его тебе?
— Нет! — воскликнула я, и это получилось очень подозрительно, что я даже впечатала ладонь в лоб. — То есть, я хочу получить лично из твоих рук. Как это было всегда.
— Ох, ладно, — выдохнула Брук. — Ну, рассказывай, как у тебя дела?
Я понятия не имела, что ей рассказать. Мне пришлось на ходу придумывать легенды о том, как я провожу дни с бабушкой в Валенсии. Врать у меня получается не плохо, чему я даже рада в данный момент. Я уже так привыкла ко лжи, что полюбила ее и считаю своим спасательным кругом.
— Никакого красавчика испанца не отхватила? — с иронией в голосе спросила она.
— Спешу тебя разочаровать…
— Ой, фу, все, не продолжай, — перебила меня Брук, и я уже представила ее скорченную рожицу, будто она съела что-то отвратительное. — Монашка.
— Мне не до этого. Ты давно была в клинике?
— Вчера только. Ты не думай, я бываю там каждый день, — тема сменилась и наши голоса тоже. Брук стала серьезнее.
— Никаких изменений нет, — с грустью ответила Брук. — Но не стоит сразу думать о плохом, — тут же начала она меня подбадривать. Ну, конечно, в этом вся Эванс. За это я ее люблю еще больше.
— Все хорошо. Я понимаю, что они не очнутся чудесным образом. На это нужно время. Напомни мне, когда нужно вносить плату?
— Если не ошибаюсь, через две недели. Но я еще уточню.
— Хорошо. Спасибо тебе за все, Брук.
— Эй, прекрати меня благодарить. Мы с тобой как сестры.
Я улыбнулась. Разговаривая с Брук, меня так и наполняют теплые ощущения.
Мы болтали еще около двадцати минут. Она рассказывала о том, как сама коротает дни. Оказывается, ей так скучно без меня, что уже не может без шоппинга ни дня. Я только и делала, что смеялась и закатывала глаза на ее оправдания. И в каждом оправдании центральная фигура — я.
Я обожаю Брук Эванс за то, какая она есть: жизнерадостная, постоянно веселая, со стопроцентной энергией каждый день. Она словно моя батарейка для подзарядки. Когда мы закончили разговор на признаниях в любви, я сидела с улыбкой еще несколько минут, а потом бродила по дому с веселыми мыслями. Брук сейчас для меня свет в мрачном подвале, отгоняющий не только тьму, но и весь негатив, который топит меня в мрачных мыслях.
Кстати говоря, пока я бродила
Рассматривая белую гладкую поверхность я приметила царапины и пыталась определить, чем их оставили. Точно не ногтями, уже радует. Кажется, такие царапины характерны для маленького гвоздика. Некоторые линии даже собирались в рисунок: кошку, дорогу и еще что-то, что я не смогла понять.
Судя по рассказу Марты, в этом доме жили Эдвард и Эльвира с родителями. Возможно, кто-то из детей и оставил эти царапины на деревянной двери.
Я решила подняться наверх. Чем выше по лестнице я продвигалась, тем прохладнее становилось. Медленно шагая, я касалась бежевых стен, на которых тоже были какие-то детские рисунки. В полумраке их сложно было разглядеть, большинство полос мало чем походили на целостный рисунок. Будто «художник» этих творений черкал черным маркером на стенах бесцельно, но все равно что-то получалось.
Когда я наступила на последнюю ступеньку, наткнулась на шторку из какого-то покрывала, в котором уже образовались дырки. Сквозь них просачивался свет. И, осторожно отодвинув ткань, перед собой я увидела небольшую детскую комнату. Пыль, оседавшая на шторке годами, быстро распространилась по помещению, когда я коснулась ее рукой, и теперь витала на лучах солнца, будто маленькие блестки. Лучи солнца просачивались сквозь грязные стекла окна и были единственным источником света.
Я осторожно вошла в помещение, растирая ладони, чтобы избавится от пыли. Рассматривая помещение, я еще больше убедилась в том, что здесь никого не бывает, а значит, никто не убирается. Это заброшенная спальня.
Я медленно шагала, изучая комнату. Деревянный пол под моими ногами тихо поскрипывал. Незаправленная кровать, письменный стол со светильником, который уже давно не работает, отклеивающиеся обои на стенках, кресла в углу и камин между ними. Я подумала, что это детская комната только потому, что на камине находилось пару игрушек: кошка и две машинки. А так же в спальне находилась небольшая кровать, точно не походившая для взрослого человека. Повсюду осевшая пыль и грязь — единственное, что отталкивало. А в остальном эта спальня тянула меня, как что-то неразгаданное, что мне нужно разгадать.
Я пробралась глубже, к камину, и взяла в руки пыльную кошку. Она была трехцветной: белая, с серыми и коричневыми пятнами. На стене вдоль лестницы тоже часто мелькала нарисованная кошка, как и на двери, расцарапанная гвоздиком. Я бы подумала, что ребёнок больше ничего не умел рисовать, но здесь дело в другом. Будто его лишили, или он потерял любимую кошку, и теперь изображает ее везде, где только можно.
Я бережно поставила мягкую игрушку на место и направилась к кровати. Белая простынь превратилась в серую от пыли. Мне хотелось сесть на нее, но мысль о том, что халат на мне превратится в такое же серое недоразумение, остановилась. Вместо этого я присела на корточки перед прикроватной тумбочкой и потянула ящик на себя. Он издал характерный хрип, отчего я стиснула зубы.