Неспешиты
Шрифт:
Для просмотра фильма, сделанного Огилви, Лейф собрал всех присутствовавших в тот момент на корабле специалистов, которых набралось более шестидесяти. Когда просмотр закончился, все угрюмо молчали. Никаких комментариев. Все было понятно и так.
– Хорошо же мы вляпались, - нашел, наконец, что сказать Пэскью, когда они вернулись в командирскую рубку.
– За последние тысячу лет человеческая раса стала полностью технологизированной. Даже самые простые наши космические корабли в значительной степени являются автоматами, особенно, если судить по более ранним стандартам.
– Да,
– Мы представляем собой мозг, - вел дальше Пэскью, решив подсыпать соли на больное место.
– И то, что мы представляем собой мозг, вызывает у нас естественную антипатию к работе мышцами. Мы стоим перед выбором: без всяких сложностей таскать бревна или ситом черпать воду.
– Говорите яснее.
Желая все-таки пояснить свою мысль, Пэскью продолжил:
– Мы держим своих поселенцев на тысячах планет. И что же это за поселенцы? Хозяева, надсмотрщики, парни, которые учат, советуют, показывают и указывают, в то время как менее развитые работают руками.
Лейф не обмолвился ни единым замечанием.
– Допустим, Уолтерсон и остальные обнаружат, что этот паршивый мир богат необходимыми нам ресурсами, - не отступал от своего Пэскыо. Неужели мы сами опустимся в карьер и начнем их разработку? Неспешиты подходящая и, возможно, старательная рабочая сила. Но какая от них польза, если самые элементарные действия занимают у них десять, двадцать или даже пятьдесят лет? Кто готов сидеть здесь в роли вьючного животного, потому что это единственный путь решить все проблемы одним махом?
– Огилви видел большую плотину и сооружение, похожее на гидроэлектростанцию, - задумчиво проговорил Лейф.
– На Земле ее строительство заняло бы максимум два года. Сколько времени требуется для этого здесь, можно только гадать. Может, двести лет. А может, и четыреста, - он нервно забарабанил пальцами по столу.
– Меня это очень беспокоит.
– Это не беспокойство, а досада. Это разные вещи.
– Я же сказал вам, что обеспокоен. Эта планета напоминает мне горящий бикфордов шнур, который мы длительное время не замечали, а теперь вдруг увидели. Я не знаю, куда он ведет и какой силы потрясение нас ожидает.
– Это досада, - настаивал Пэскью, все еще не желая вникать в смысл сказанного Лейфом.
– Нам помешали осуществить наши планы, и нам это не нравится. Мы - несокрушимая сила и рано или поздно, но, к конце концов, добиваемся, чего хотим. Мы вполне можем контролировать этот зажженный шнур. Никогда эта форма жизни не подарит нам настоящего, большого потрясения. Они слишком медлительны, чтобы иметь возможность совершить это.
– Я не это хотел сказать. Меня беспокоит само их существование.
– Заторможенных лентяев хватало и раньше, даже на Земле.
– Именно!
– воскликнул, соглашаясь, Лейф.
– И именно поэтому у меня уже сейчас начинают трястись поджилки.
Динамик прервал его вежливым покашливанием, а затем сообщил:
– Докладывает Огилви, сэр. Я сейчас на высоте четыре тысячи девятьсот метров, хоть и далеко, но вас вижу. Что-то мне все это не нравится.
– А в чем дело?
– Город обезлюднивается. То же и в ближних поселках. Они в огромном количестве стекаются к дороге
– Короткая пауза. Ничто не указывает на враждебные намерения, никаких признаков организованного выступления. Просто побуждаемая любопытством толпа, насколько я могу судить. Но если это сборище столпится вокруг корабля, глазея на вас, вы не сможете взлететь, чтобы не спалить их тысячами.
Лейф погрузился в размышления. Корабль имеет в длину полтора километра. Его подъем сопровождается двумя почти километровыми огненными смерчами со стороны каждого борта и еще одним сзади. Для безопасного взлета ему необходимо около четырех с половиной квадратных километров.
На борту "Громовержца" - тысяча сто человек. Шестьсот из них должны обеспечивать подъем. Оставшимся пятистам придется сдерживать толпу по периметру этой площадки. Потом их нужно будет по несколько человек перевозить вертолетом к новому месту посадки. Возможно ли это? Возможно, но очевидно, что глупо.
– Мы взлетим сделаем посадку в двухстах километрах отсюда, передал он Огилви.
– Это задержит их на пару дней.
– Мне возвращаться, сэр?
– Решайте сами.
– Пассажиры недовольны, они хотят еще пополнить свои коллекции. Я остаюсь. Если потеряю вас из виду, найду по маяку.
– Ладно.
Лейф повернулся к микрофону внутреннего оповещения:
– Включить сирену. Проверить наличие всех членов экипажа на борту. Приготовиться к подъему.
– Правило Седьмое, - усмехнулся Пэскью.
– Любое действие, причиняющее неоправданный ущерб невраждебной форме жизни, признается самым большим нарушением Кодекса Контакта.
– Он иронично развел руками.
– Итак, они ползут к нам, как огромная армия ленивцев, а мы должны бежать, поджав хвост.
– Вы придумали что-то лучше?
– раздраженно спросил Лейф.
– Нет, ничего. Что за черт!
Завыла сирена. Вскоре "Громовержец" стало слабо трясти, что указывало на то, что камеры сгорания и стартовый ускоритель находятся уже в разогретом состоянии. Внезапно в рубку с диким выражением лица влетел Хоффнэгл. В одной руке он сжимал скрученные в рулон таблицы для контакта.
– Это, наверное, шутка?
– заорал он, размахивая таблицами и даже забыв добавить "сэр".
– Мы успешно проработали здесь две вахты, потратив на эти беседы все свободное от дежурства время, и один из них уже только что закончил рисовать орбиту. Теперь вы отзываете нас.
Он ожидал ответ, весь кипя от негодования.
– Мы меняем место.
– Меняем место?
– Он посмотрел так, как будто никогда не слышал о подобных вещах.
– На какое?
– В двухстах километрах отсюда. Хоффнэгл недоверчиво уставился на Лейфа, громко глотнул, открыл рот, затем закрыл его и снова открыл.
– Но это значит, что нам нужно будет начинать все сначала и уже с другой группой?
– Боюсь, что так, - согласился Лейф.
– Те, с кем вы пробовали говорить, могли бы лететь с нами, но попытка заставить их понять, что от них требуется, займет слишком много времени. Ничего не остается, как все повторить заново.